Дворецкий распахнул перед девушкой массивные двойные двери.
Ровена оказалась в огромной комнате, окна которой выходили в сад, а рядом с пустым холодным камином сидел пожилой джентльмен с прямой, словно негнущейся, спиной.
Ровене достаточно было одного взгляда, чтобы понять, что именно таким она представляла отца своей матери.
Аристократ с точеным римским профилем, умными проницательными глазами под тяжелыми бровями, с волевым подбородком — по лицу видно было, что хозяин его так же упрям и своеволен, как маркиз Свейн.
Подойдя к камину, Ровена решилась наконец снова взглянуть на сидящего перед ней старика.
— Так вы — моя внучка? — спросил он.
Голос был довольно резким и четким и вовсе не походил на голос старика. Ровена присела в реверансе.
— Я — Ровена Уинсфорд.
— Вы очень похожи на свою мать.
— Да, но она была гораздо красивее.
— Это она послала вас ко мне?
— Мама умерла два года назад.
— Умерла?
Голос старика дрогнул, и Ровена поняла, что сообщение было для него полной неожиданностью. Он не был готов услышать подобную новость.
— Она умерла вскоре после Рождества… Зима в этот год выдалась суровая… У мамы была пневмония, а мы не могли позволить себе купить достаточно дров, чтобы согреть комнату.
Ровене показалось, что губы старика крепко сжались, но она не была уверена в этом. Герцог слишком хорошо владел собой, чтобы позволить окружающим догадаться, что он чувствует.
— Почему вы пришли ко мне?
— Мне требуется ваша помощь.
— Разве ваш отец не может помочь вам?
— Я прошу не о финансовой помощи, — быстро произнесла Ровена. — Теперь уже поздно. Это помогло бы маме, но вы прекрасно знаете, что она ни за что не обратилась бы к вам.
Возникла пауза, затем герцог Дунвеган сказал:
— Вам лучше присесть и объяснить, что вы имеете в виду.
Ровена понимала, что это было серьезной уступкой со стороны пожилого джентльмена.
Присев на стул, стоящий рядом со стулом герцога, Ровена вдруг почувствовала, что колени ее дрожат.
— Откуда вы прибыли? — поинтересовался герцог.
— Мы живем в деревне, недалеко от Мэтфилда.
— И вы знаете, что я сейчас нахожусь в Лондоне? — недоверчиво спросил хозяин дома.
— Я видела заметку в «Морнинг пост», — объяснила Ровена.
— Но я, как вы, возможно, знаете, живу в Шотландии.
— Мама рассказала мне о вас незадолго до смерти. До этого я понятия не имела, кем она была. И не знала, что мама сбежала из дому, влюбившись в папу.
— Она наверняка сообщила вам, что, оставив мой дом, перестала быть моей дочерью? — сурово спросил герцог.
— Да, она говорила, что такова была ваша воля. Но она любила папу и была с ним очень счастлива.
Снова наступила напряженная тишина. Потом, словно не сдержав любопытства, герцог спросил:
— И вы — ее единственная дочь?
— Нет. Есть еще Гермиона — ей шестнадцать, Марку — двенадцать, а Лотти — восемь.
— Надеюсь, ваш отец в состоянии содержать их.
— Мы справляемся, — коротко ответила Ровена, не собираясь распространяться на эту тему.
— Тогда зачем же вам понадобилась моя помощь?
— Сейчас я расскажу вам об этом, — сказала Ровена. — Я хочу, чтобы вы сразу поняли — я не собираюсь попрошайничать. Мама унаследовала вашу гордость, а мне она частенько говорила, что я так же упряма, как вы.
На секунду на губах герцога мелькнула улыбка, и он спросил:
— А вы действительно упрямы?
— Думаю, да, по крайней мере в отношении одной вещи. Потому я и здесь.
— И что же это такое?
Замявшись на секунду, Ровена произнесла:
— Это касается маркиза Свейна.
— Я знаю этого джентльмена. — Герцог бросил на нее проницательный взгляд. — Но какое отношение имеет маркиз к вам?
— Он хочет, чтобы я стала его любовницей, — честно призналась Ровена, почувствовав, что с герцогом лучше действовать открыто.
— Его любовницей? А что, черт возьми, предпринял в связи с этим ваш отец?
Не могло быть никаких сомнений — новость Ровены поразила герцога. Именно на это она и рассчитывала.
— Папа ничего не знает об этом. Маркиз попал в дорожное происшествие, был серьезно ранен, и его принесли в наш дом. Я ухаживала за ним.
— И, видимо, влюбились в него?
— Да… я действительно в него влюбилась и думала, что он любит меня.
— Так он предложил вам… покровительство.
В словах герцога явно слышалась издевка.
— Когда маркиз признался в любви, я подумала, что он хочет на мне жениться, — сказала Ровена.
Снова наступила тишина, которую нарушил герцог.
— А он, насколько я понимаю, не захотел назвать своей женой дочь простого доктора.
— Нет. И с тех пор, как я отказала маркизу, он не оставляет нас в покое.
И Ровена кратко пересказала герцогу все, что произошло в их семье за это время.
— Папа думает, что он так щедр к нам, потому что благодарен за то, что ему оказали помощь и обеспечили хороший уход. Как я могу сказать отцу, что маркиз просто пытается заставить меня таким образом принять его предложение?
— А вы не думали о том, чтобы принять это предложение?
— Вы полагаете, моя мать одобрила бы это? Она ведь была вашей дочерью. Вы знаете, что она старалась жить, не причиняя никому боли. Мама верила в Бога и во все, что есть только разумного и доброго на свете. — Голос Ровены дрогнул, но, поскольку герцог молчал, она продолжила: — У меня есть план, как избавиться от назойливости маркиза. Но я могу осуществить его только с вашей помощью.
— И что же вы придумали? — поинтересовался герцог.
Запинаясь и пряча глаза, девушка пересказала ему свой план.
Он слушал очень внимательно, а потом спросил:
— И вы думаете, после этого маркиз попросит вас стать его женой?
Ровена напряглась.
— Неужели вы полагаете, что при подобных обстоятельствах я согласилась бы выйти за него замуж? Ни за что и никогда! — Ровена набрала в легкие побольше воздуха и снова заговорила, словно боясь, что герцог может ей не поверить: — Я ненавижу его! Ненавижу за то, как он ведет себя со мной! За то, что он предложил мне поступиться честью!
Голос ее звенел в полутемной комнате. Герцог по-прежнему молчал.
