– Сэр Перси, прошу вас, осторожнее, – строго осадила его мисс Грэм. Каким-то невероятным образом ей удалось сочетать в своём голосе непреклонность с почтительностью. – Ваша кузина ещё недостаточно окрепла.
Так же стремительно, как взял меня за руки, он их выпустил, и в жесте раскаяния сложил ладони на груди, пока я хвалила себя за сообразительность.
– Прости, Бетси! Я такой болван!
– Ничего страшного, – я улыбнулась.
– Но, раз ты уже встала, то не откажешься от завтрака?
Он подскочил к стулу, отодвинув его красивым жестом, который у нас остался где-то в далёком прошлом, и предложил мне сесть.
Я не стала отказываться и послушно опустилась на стул, хотя в турнюре делать это было чудовищно неудобно. «Мой» брат – а точнее, кузен – тем временем помог сесть и мисс Грэм, причём ей это удалось сделать с гораздо большим изяществом, чем мне.
Молодой человек вернулся на своё место, и мы приступили к завтраку. Несмотря на предложенные яства – омлет, ветчину, кровяную колбасу, жареные грибы, тосты, рогалики, сыр и мармелад, – ела я мало. Меня здорово смутили столовые приборы – они лежали по обе стороны от тарелки небольшими рядами, как в каком-нибудь историческом фильме. Кусок в горло не лез по двум причинам: из-за давящего корсета, а также из-за сурового взгляда сидевшей напротив меня мисс Грэм. По её приподнятым бровям я поняла, что пару раз с выбором вилки и ножа всё же ошиблась. Как я уже успела убедиться, она являлась не моей гувернанткой (мисс Барнс уже точно вышла из учебного возраста), а моей компаньонкой и выполняла роль почётного эскорта и надзирательницы одновременно. И кто её ко мне только приставил? И куда делись мои родители?
Будучи не в силах в полной мере насладиться предложенными блюдами, я рассматривала окружающую обстановку и людей, составляя своё мнение. Кузен поглощал завтрак со здоровым аппетитом, не забывая поддерживать непринуждённую беседу. По большей части он говорил о светских приёмах лондонского высшего общества, в которое мы входили, и о каких-то наших общих знакомых, имена которых мне ничего не говорили. Я отвечала односложно, механически кивала и улыбалась, как китайский болванчик, так что мисс Грэм в конце концов сжалилась надо мной и объяснила молодому человеку, что я частично потеряла память.
– Бедняжка Бетси! – воскликнул он, участливо глядя на меня. – Не могу себе вообразить, каково тебе сейчас!
И продолжил рассказывать. Самочувствие «бедняжки Бетси» его, похоже, волновало на уровне обычной вежливости, что меня слегка удивило, однако не расстроило. Чем меньше окружающие обращают на меня внимание, тем лучше, по крайней мере, сейчас.
На вид кузен был примерно моим ровесником… прошу прощения, лет на пять-шесть старше меня, принимая во внимание мой новый возраст. Это был довольно привлекательный молодой человек среднего роста, светловолосый, несомненно обаятельный и очень непосредственный. Такой наверняка становится душой любой компании и с лёгкостью находит общий язык с кем угодно. С мисс Грэм он говорил с уважением, со мной – дружелюбно и слегка покровительственно. Но почему двоюродные брат и сестра вдруг живут под одной крышей? И где родители этой девушки, которые за несколько дней никак не давали о себе знать? На ум пришла вполне очевидная догадка, и я ещё раз оглядела окружающих. На кузене – кстати, было бы неплохо узнать его имя – был серый сюртук, на нас с мисс Грэм – тёмно-серые унылые платья. Никаких ярких цветов или украшений. Чтобы проверить свои подозрения, я непринуждённо поинтересовалась:
– Могу ли я сегодня ненадолго выйти из дома? Мне хотелось бы прогуляться. Немного развеяться.
От перспективы в одиночестве гулять по Лондону девятнадцатого века мой живот скрутило, но мне было необходимо проверить реакцию остальных.
– Доктор Митчелл сказал, что вам пока рано выходить, – непреклонно изрекла мисс Грэм и нахмурилась, из-за чего тонкие черты её лица заострились ещё больше. – И понятие «развеяться» в вашем положении неуместно. Дождитесь окончания траура.
Что и требовалось доказать. Осталось только выяснить, кто из родителей недавно умер. Кстати, сколько времени с этого печального события могло пройти? Год? Вероятно, раз траур уже нестрогий. В противном случае мы бы все были облачены в чёрное.
– Мисс Грэм, не будьте столь суровы, – добродушно вмешался кузен и сочувственно улыбнулся мне. – У Бетси срок траура почти истёк. И не забудьте, что через каких-то два месяца она выходит замуж. Свадьба ведь уже второго июля!
Вот это поворот!
– Что тоже не слишком поощряется обществом, – с упорством средневекового монаха, доказывающего, что Земля плоская, продолжила за него мисс Грэм. – Раз вы, сэр Перси, настаиваете на том, чтобы свадьба не переносилась, то вашей кузине следует соблюдать приличия, как всякой благовоспитанной девице. Но всё равно, свадьба сразу после траура…
– Это не только моё желание, так пожелал и граф, – молодой человек пожал плечами, хотя по его лицу становилось понятно, что пожелание графа он целиком разделял. – Твой жених, Бетси, выразил надежду, что твоя болезнь не повлечёт за собой отмену свадьбы, и я его поддержал. Граф был очень рад, что тебе стало лучше.
– Я польщена, – пробормотала я, за что заслужила долгий задумчивый взгляд мисс Грэм, и мысленно дала себе оплеуху. Нельзя здесь так говорить! Не расслабляйся, следи за каждым словом!
Признаться, известие, что меня забросило в Лондон в конец девятнадцатого века, меня не слишком обрадовало. Викторианская эпоха… Не так уж много я о ней знала. Мои родители-историки занимались итальянским Возрождением и эпохой Просвещения и, следовательно, разговоров о девятнадцатом веке у нас дома не велось. Все мои познания об этой эпохе были почерпнуты из фильмов и исторических романов, вроде «Джен Эйр» или книг Диккенса. Но и то, что мне было известно, оптимизма не внушало. Медицина, гигиена, наука, техника, конечно, уже развились до вполне сносного состояния, но с родным двадцать первым веком не сравнить. Электричество постепенно входит в повседневный обиход, телефон, кажется, тоже уже изобрели, но о развитых технологиях моего времени теперь можно забыть. Чёрт, да Джек-Потрошитель начнёт убивать своих жертв только через три года! Что ещё я знаю об этой эпохе? Множество ограничений для женщин, особенно высокого происхождения – нельзя выходить из дома в одиночку, нельзя оставаться с мужчиной наедине ни на секунду, если только вы не родственники, нельзя разговаривать с незнакомцами… Неудивительно, почему мисс Грэм так тщательно следила, чтобы я была целиком укрыта одеялом, прежде чем впустить в комнату врача. Феминизм здесь пребывает в самом зачаточном состоянии, и для женщины существует всего один вариант устроиться в жизни – выйти замуж. Я ничего не имела против замужества и детей в целом, но не когда она становилась единственным способом самореализации. Правда, насколько я помню, девушки-бесприданницы, которые не могли найти себе мужей, становились компаньонками или гувернантками и своими силами зарабатывали себе на хлеб. Однако в семьях, где им приходилось работать, они занимали промежуточное положение между хозяевами и прислугой, и потому последняя относилась к ним без какого-либо почтения.
