Раз так и ты вновь обрёл своё счастье, то меня рядом с тобой больше ничто не держит. Я должна уехать. Немедленно. Видеть его с другой, хуже глотка смертельного яда.
Через запасной выход я выхожу на улицу. Набираю номер такси, возвращаюсь в родительскую квартиру, в которой мне больно находиться, но приходится. Я до сих пор так и не избавилась от вещей погибших родителей.
На моей карте достаточно средств, чтобы купить билет на самолет в Израиль и отправиться к Саймону. Я копила средства на всякий случай. Я быстро собираю вещи в поездку, покупаю онлайн билет на ближайший рейс, вызываю такси и еду в аэропорт.
В терминале мне становится тошно. Я смотрю на экран телефона, на наше совместное с Дэном фото, глажу его пальцами и думаю. О многом. О том, как нам было хорошо вместе. О том, какие неземные чувства я познала с этим удивительным мужчиной, зверем в постели. Я вздыхаю. Моя рука вздрагивает. Я удаляю это фото. Хочу вычеркнуть его из своей жизни. Навсегда. Чтобы душа не болела.
Глупая. Ему нужен был только секс. А тебе деньги. И точка. На что ты ещё надеялась? Сама не знаю. Просто начала к нему привязываться, неосознанно. Теперь моё сердце разбито. Хочется постоянно плакать.
Буквально за несколько минут до начала посадки телефон в моих руках оживает. Дэниел звонит. Паника по телу накатывает волнами. Я отвечаю на звонок, говорю кратко и понятливо.
– Куда ты пропала? Не могу до тебя дозвониться.
– Прости, Дэниел, я думаю нам нужно расстаться. Я всё понимаю, незачем объяснять. Твоё счастье снова вернулось к тебе. Прощай.
Все. Я отключаюсь. Как раз в этот момент объявляют посадку. Я направляюсь к терминалу. Не оборачиваюсь. Мне кажется будто Дэн стоит за моей спиной и жжёт её своим порочный фирменным взглядом. Вряд ли. Он сейчас со своей женой. С той, которую любит больше жизни. Они помирились. Так бывает. Первая любовь – это навсегда. А я – лишь мимолетная интрижка.
⁂
Полёт проходит успешно, но у меня болит голова, спазмолитик не помогает. Я слишком много думаю. Я оказываюсь в незнакомой стране, в чужом городе, я нервничаю и переживаю. Но хорошо, что я прилетаю в Израиль не впервые, уже немного с ним познакомилась. Как только я прохожу таможню и выхожу из терминала, телефон в моём кармане оживает. Я не хочу отвечать, думаю, вдруг это Блэк звонит? Сейчас я меньше всего хочу разговаривать именно с ним. Я смотрю на дисплей и вижу неизвестный номер. Не американский. Да и с чего бы Блэку звонить мне более, чем один раз? Если у него теперь другие заботы. Я была права, я ему не нужна.
– Это Амелия Свон? – спрашивает женский голос с акцентом.
– Верно.
– Это Марина Лифшиц, я лечащий врач вашего брата. У нас для вас отличные новости! Мы провели ряд операций, медикаментозную терапию и… ваш брат только что пришёл в себя.
– Боже, – ноги подкашиваются, я почти теряю сознание. Падаю коленями на асфальт, дышу открытым ртом, – я уже прилетела! Через полчаса буду у вас, – отключаюсь. Теперь я не иду в сторону парковки, а бегу. Лечу. Забывая обо всём на свете. Саймон! Мой малыш! Это чудо! Боже…
Я подъезжаю к больнице, расплачиваюсь с таксистом, выхожу на улицу. Смотрю на здание и на окно палаты, где лежит мой братик, с каждым шагом беспокойство внутри меня нарастает. До тошноты и горечи в горле. Вот-вот и меня вырвет. Мне приходится зажат рот ладошками, проглотить неприятный спазм. Что это? Наверно из-за удивительной новости. Я ведь не могла отравиться. Я ведь ничего не ела сегодня. Аппетита нет вообще. И крошки в горло не лезет.
Несколько минут я стою на воздухе, даже присаживаюсь на лавочку, втягивая ноздрями свежий воздух, стараюсь не думать о дискомфорте в желудке. Слава богу меня отпускает. Да, я часто нервничаю. Но меня никогда не тошнило от нервов, какой бы ужасной ситуация не была. Что-то не нравится мне это. Я погружаюсь в мысли и понимаю, что у меня задержка. Трогаю грудь, чувствую, что она стала больше и чувствительнее.
Да нет же! Я практически взрываюсь от истерического смеха. У меня бывают сбои, с таким образом жизни – это нормально. Я ведь плохо питаюсь, не досыпаю, вкалываю от заката до рассвета, не щадя своё психическое здоровье совершенно. Меня недавно едва не изнасиловали. Конечно, у меня будет сбой менструального цикла! Зря я паникую. Я пью таблетки. Так что беременность тут исключена.
Я пытаюсь себя убедить, оцениваю ситуацию с точки зрения логики, но глубоко в душе предчувствую, что со мной что-то не так. Об этом вопит моё шестое чувство, но я категорически отказываюсь его слушать. Мне это не надо!
Только не сейчас. Если Дэниел узнает… Боги! Он убьет меня. Убьёт! Он ведь предупреждал, он был зол тогда, когда накричал на меня и заявил, что ему не нужны сюрпризы. Тем более сейчас. Когда он помирился со своей ненаглядной.
Я вскакиваю на ноги, плюю на свои проблемы и бегу к главному входу клиники.
Как же устала. От всего, что происходит в моей жизни. Мне противно всё, что меня окружает. Кроме Саймона.
Я встречаюсь с врачом, общаюсь, выслушивая её объяснения по поводу состояния здоровья брата, а также тех мероприятий, которые он получил от них. Заполняю кое-какие бумаги, надеваю халат, тщательно обрабатываю руки антисептиком, направляюсь за миссис Лифшиц в палату к их самому важному здесь пациенту.
– Он что-нибудь говорил? – пока мы идём по длинному белоснежному коридору, я задаю очень важный вопрос доктору.
– Пока ничего. Он немного напуган. Мы действуем очень осторожно.
Бедный мой малыш. Я представляю, как ему страшно.
– Саймон что-нибудь понимает? – дурацкая тошнота опять ползёт по пищеводу.
– Да. Пациент общался с нами немного. Кивал, качал головой. А потом уснул. Сейчас он постоянно спит. Думаю, если Саймон увидит знакомое лицо, он заговорит.
– Верно. Не представляю, что сейчас чувствует маленький мальчик, который открыл глаза в незнакомом месте, за тысячи километров от дома и увидел чужие лица. Он ведь ещё не знает… что родителей больше нет.
– мне больно озвучивать правду, но я не должна держать боль в душе. Её нужно проговорить, выговориться, чтобы стало легче.
– Сочувствую, мисс, – грустно вздыхает миссис Лифшиц. Она открывает передо мной дверь уже знакомой мне палаты, жестом приглашает внутрь.
Я делаю несколько успокоительных вдохов и вхожу. Ступаю осторожно, на ресницах скапливается влага. Брат лежит в кровати. Радует, что с него поснимали те чёртовы трубки. Он выглядит намного лучше. Лицо уже не белое, как бумага, а бледно-розовое. Глаза закрыты. Грудь равномерно колышется. Я присаживаюсь рядом с ним, аккуратно его обнимаю, прижимаясь к худенькому тельцу своим, шепчу:
– Саймон, это я, Амелия, твоя сестра. Открой глаза, малыш.
Отстраняюсь, смотрю ему в лицо, и… он открывает глаза. Медленно. Моргает. Видит меня. Сначала просто смотрит, без каких-либо эмоций. Я сейчас умру! Я рвусь на кусочки, взрываюсь новогодними фейерверками, просто не верю собственным глазам. Он жив. Он смотрит на меня и… на его губах появляется слабая улыбка.
