Вынув ключик, девушка подошла к своему сундуку. Скользя чуткими пальцами по гладко отполированному дереву, она отыскала снаружи маленькую неровную дырочку, прикрытую выжженным на дереве узором, втолкнула в нее затейливую бородку и вытянула прямо из стенки увесистый ларчик, полный туго набитых мешочков и флаконов темного стекла. Все что хранилось в этом тайнике стоило немалых денег и, в то же время, не стоило ничего, потому что эти травы и зелья были подобраны специально для Александрины. В каждый флакон и мешочек маг капнул капельку ее крови, чтобы никто другой не мог воспользоваться этим запасом.
Выбрав квадратный пузырек с плотно притертой пробкой, девушка с трудом открыла его, отдышалась, прогоняя внезапно охватившую её слабость, взяла чашку воды и накапала в нее тягучее темное зелье. Фиолетовые полосы, словно в прозрачной жидкости нехотя растворялись чернила, поползли в разные стороны, потом над посудиной поднялось густое серое облачко. Лина пробормотала несколько слов и одним глотком выпила горький эликсир. Посидела на полу, борясь с тошнотой и головокружением, потом медленно встала, чувствуя, как толчками восстанавливается сила, обостряется зрение, и по углам проступают тени страхов, жаждущих пообщаться.
Эликсир был очень действенным, но пользоваться им часто было нельзя – он брал силу из тела, поэтому буквально через минуту Александрина ощутила зверский голод и слабую дрожь в конечностях. Вот теперь следовало поесть, выпить горячего и поддержать себя травяным отваром, чтобы не свалиться от физического истощения. К счастью, огонь разгорелся уже достаточно, и чайник, притулившийся в углу очага, нагрелся. Вспомнив про корзинку со сладостями, девушка дотянулась до нее, открыла, и, забыв о всякой церемонности, впилась в пряник, одновременно наливая кипяток в заварник. Трав она сыпанула щедро и ягод добавила, и меда, а потом бездумно сидела у огня, наслаждаясь теплом и ароматным напитком.
Когда за окном забрезжил рассвет, фея, наконец, уверилась, что с ней все в порядке. В комнате некуда было ступить от пригревшихся возле нее страхов, а ее теневой шлейф вновь легко расправлялся и вибрировал силой. Вот теперь можно было устроить короткую вылазку к тем детям, которые привлекли ее внимание в прошлый визит.
Нацепив шляпу с шарфами и амулет невидимости, она вышла в коридор и замерла, с трудом сдержав крик. Поперек темного длинного помещения лежала здоровенная тварь, похожая на дракона. Огромные зубы, черная, как уголь, чешуя, огромные серповидные когти, кажется способные разорвать хрупкую девушку пополам, и неожиданно жалобные глаза, ловящие взгляд темной феи…
– Ты чей? – хрипло спросила девушка, справившись с дрожью.
Страх мурлыкнул, как огромный кот и попытался потереться клыкастой башкой о ее ногу. Лина отлетела к стене и едва удержалась на ногах. Столь мощное материальное воплощение ужаса она еще не встречала. И что с ним делать, не знала тоже. Между тем тварь прижималась к ней и терлась не только мордой, но и чешуей, превращая довольно тонкую юбку домашнего платья в клочья. «Надо как-то с этим дракотом договариваться», – решила Александрина и опустила дрожащую руку на загривок ластящегося чудища. В отличие от прежних страхов, этот дышал леденящим холодом: похоже, то, что его породило, внезапно обрело власть над человеком. Приговаривая и шепча разные глупости, фея начала окутывать страх своей магией, убеждая его стать поменьше:
– Ну, посмотри, как ты изорвал мне юбку! Фея-оборванка – это совсем не романтично! И шарф сдернул! Давай, ты станешь поменьше, и мы с тобой поиграем! Я даже мячик из тумана слеплю, чтобы тебе было веселее!
Поддаваясь уговорам, дракот начал уменьшаться, но при этом прикасаться к нему становилось все сложнее – пальцы леденило, дыхание вырывалось облачком пара, и ноги в мягких ночных туфельках ощутимо озябли. Однако девушка сдержала свое слово – сгустила пар в облачко, уплотнила его и кинула в другой конец коридора:
– Догоняй!
Ужас помчался, играясь, давая Александрине передышку. Пока он гонял туманный мячик по потолку и стенам, девушка успела рассмотреть тонкую ниточку, которая питала это чудовище. Она вела куда-то вниз, в подвалы. Идти туда Лина не решилась. Просто в какой-то момент поняла, что все силы, набранные с помощью эликсира, уже потрачены на усмирения этого переростка. Придется отложить это на завтрашний день, а сейчас настало время вернуться в постель. Запустив по коридору еще пару мячиков для развлечений «котика», Лина вернулась в комнату, начертила на двери защитную руну, с трудом стянула рваное платье и упала в кровать.
Разбудил ее странный булькающий звук. У кровати стояла Магда и с ужасом взирала на обрывки платья и шляпы.
– Госпожа, что это? С Вами что-то случилось? – бормотала женщина.
Девушке пришлось поднять тяжёлую голову от подушки и при свете радостного утреннего солнца оценить ущерб, нанесенный дракотом. По коже невольно скользнул холодок: оказывается, она уцелела благодаря вбитой в Школе привычке носить не менее трех нижних юбок. Как говорила директриса Мафалда:
– Одна юбка – для тела, вторая – для дела, третья – для соблазна!
Первая была обычной полотняной юбкой, прилегающей к ногам. Такие часто переменяли, почти ежедневно отдавая в стирку, поэтому шили их просто, украшая лишь мережкой или узкой ленточкой. Вторая юбка была для тепла. В каменных зданиях даже летом бывало прохладно, а уж выходя на улицу зимой или осенью, дама должна была позаботиться о том, чтобы сберечь тепло, так что эта юбка была из фланели или тонкой шерсти, а зимой даже стеганная или подбитая ватой! Зато третья юбка предназначалась для того, чтобы тщательно скрыть первые две, и привлечь внимание кавалера к узким лодыжками или мелькнувшему носку башмачка. Поэтому третью юбку юные леди украшали всем, что могли себе позволить: вышивка, кружева, вставки из шелка и атласа – все шло в ход, чтобы придать привлекательности этой детали туалета.
Так вот, в руках прачка держала то, что уцелело – самую нижнюю юбку, ту, что «для тела» и изрядно «поцарапанный» корсет, а всё остальное, в том числе, газовые шарфы, клочьями валялось по всей комнате. Пытаясь что-то судорожно придумать, девушка вдруг вспомнила престарелую тетушку, которая жила в их доме. У пожилой дамы случались хождения по ночам, порой, она даже приходила в гостиную и «пила чай» из пустой кружки, а потом уходила к себе.
– Ах, Магда, надеюсь, ты сохранишь мой секрет! Мне ужасно стыдно признаться, но я…я иногда хожу во сне, – выпалила Александрина и пояснила, зевая, – должно быть, это платье мне эээ…разонравилось, и я порезала его на лоскутки, а, может, просто захотела что-то сшить.
Спать ей хотелось очень сильно, но прачку было уже не остановить:
– Как же так, госпожа, да ведь это не заштопать теперь!
– Действительно, – пришлось признать Лине, зашивать там было нечего, – ну, ничего страшного, положи обрезки в сундук, я из лоскутков придумаю что-нибудь, – добавила она, мечтая провалиться в сон.
Женщина расстроено бурчала себе под нос, собирая обрывки, а потом словно очнулась:
– Госпожа Роден, я ж Вам завтрак принесла! Подать? Там каша вкусная!
