Когда соперники выдохлись настолько, что уже и струны перебирали с трудом, я встал:
– Лорды и леди! Считаю наш турнир завершенным! Соперники постарались на славу, развлекая нас. А посему каждый участник получит особый приз из рук моей прекрасной племянницы! – закончив речь, я пару раз хлопнул в ладоши, подавая сигнал.
Придворные с готовностью подхватили аплодисменты. Мажордом с парой плечистых лакеев вынес накрытые вышитыми платками призы. Делла, ласково улыбаясь, вручила награды и обменялась несколькими любезными словами с рыцарем и торговцем. Под шумок я ушел – ведь до меня никто не мог этого сделать.
Камил
Понемногу я втягивался в круговорот дворцовой жизни. Уже не сторонним наблюдателем, а участником. То, что казалось пустяком первый раз, со временем становилась утомительной обязанностью. Теперь я лучше понимал Деллу. Ее нежелание устраивать длительные церемонии, ее приватные покои, выполненные по образцу королевских, все становилось понятным.
К счастью при вадерском дворе церемонию не успели возвести в степень, как в Умконате или Кварилли. Здесь чаще слышался искренний смех и так же искренне лились слезы. А еще король и глава СБ строго следили за тем, чтобы любая хорошо сделанная работа вознаграждалась, как и малейшее предательство.
Но чем больше времени я проводил рядом с Аделаидой, тем больше понимал, что эта прекрасная женщина предназначена для великих дел. Будучи принцессой по рождению, она легко и красиво танцевала на балу, а потом с той же ласковой улыбкой перевязывала рану мальчишке из приюта.
Разбирая с Его Величеством дворцовые дела, она проявляла не меньше твердости, чем лорд-мажордом, а беседуя с пожилым садовником, производила впечатление мягкой, уступчивой девушки.
Я замечал, как молоденькие фрейлины стремились подражать ее жестам, стилю одежды и манере предварять ответ небольшой паузой.
А сколько щеголей опутывало ее своим вниманием! Цветы, конфеты, безделушки, все это регулярно подносилось герцогине, причем некоторые «безделушки» стоили как хорошее поместье в уютной долине.
Особенно отличился один молодой граф, ставший волею судьбы наследником изрядного домена в Пограничье. Он поднес герцогине небольшую статуэтку кошки. Мягко светящийся густо-кремовый камень отливал цветом топленого молока на округлой кошачьей спинке. Чайного цвета ушки и голубые глаза из бесценных островных сапфиров оживляли древнее творение неведомого мастера.
Увидев это чудо, Делла ахнула, как девочка, и присела на корточки, любуясь дивной кошкой, стоящей на столике:
– Карийская кошка! Граф, вы кудесник! Где вы отыскали такое чудо?
Приосанившийся графеныш начал излагать трудности поиска вещицы, достойной стать обручальным даром для столь великолепной леди… Недослушав Аделаида поднялась, нахмурив четко очерченные брови и отряхнув руки от невидимой грязи произнесла:
– Граф, вы забываетесь! Я поздравляю вас с этим весьма ценным приобретением, – Делла кивнула на кошку совершенно равнодушно, словно это кто-то другой минуту назад восхищенно блестел глазами на статуэтку. – Полагаю, траты понесенные в связи с покупкой не позволят вам вновь пренебрегать своими землями. Прощайте! – Величественно кивнув красному как рак сконфуженному графу, герцогиня покинула малую гостиную, немедленно повелев дамам внести графа в список придворных, не допускаемых в ее личные покои.
История с кошкой дошла до его величества. Но Вайнор Вадерский лишь порекомендовал графу быстрее заключить брак, дабы снова бывать при дворе, а герцогине подарил похожую статуэтку из королевской сокровищницы.
Порой я сожалел, что не могу осыпать любимую драгоценностями, но тут же напоминал себе, что ни один дар Аделаида не приняла. И ни один поклонник не был допущен в ее спальню.
Зато мне позволялось изредка приходить в ее комнаты под покровом ночи, дарить не золото, а поцелуи, ласкать прихотливо рассыпанные по плечам локоны и мечтать о том дне, когда Делла станет моей не только в мечтах.
Аделаида
У этой ночи был вкус – темно вишневого, терпкого вина. У нее был аромат – мужского мыла с чабрецом и фитиля потушенных свечей. Вместо музыки тикали часы, отсчитывая минуты счастья. Черные волосы Камила рассыпались по алой с золотом обивке кресла, его голова прислонилась к моему плечу, но в темноте я видела лишь белоснежную кромку распахнутой рубашки. Мы не двигались, не разговаривали. Мы словно пропитывались друг другом, чтобы пережить еще один день в разлуке.
Мои пальцы, прижатые к его груди, чутко улавливали стук его сердца. Его ладони, обнимающие мою талию, притягивали нас друг к другу. Когда ожидание стало невыносимым, я сама потянулась к его губам и…мы звонко стукнулись лбами!
Истома слетела моментально! Шипя и ругаясь, Камил зажег маленький светильник и первым делом принялся осматривать мой лоб. Голова уцелела, только на подбородок стекала неровная алая струйка из прокушенной от неожиданности губы.
Мой возлюбленный нежно коснулся ранки кончиком языка, собрал кровь и залечил печальное последствие моей порывистости. Неяркий огонек светильника трепетал от нашего дыхания. Печальное настроение ушло. Нам больше не хотелось печалиться в темноте. По щелчку пальцев моего любимого зажглись свечи, мы глотнули вина и принялись жарко целоваться, ловя губами стоны друг друга. Крючки, ленты, шнуровка моего платья моментально уступила ловким пальцам Камила. А я давно позволила своим рукам бродить по его телу, наслаждаясь упругими мускулами и гладкой кожей.
Большего мы позволить себе не могли, но большее было не нужно.
Через пару часов мы с трудом расстались под хрустальный бой часов в моей гостиной. А еще через некоторое время Камил вернулся вместе с лордом Ианом. Они оба просили моей помощи. Выслушав их, я немедля согласилась оказать любезность. Камил подал мне тонкий плащ, маску, помог натянуть бархатные перчатки, затем убедился, что узнать меня трудно и, вслед за лордом Вэй-Мором, скользнул в потайную дверь, увлекая меня за собой.
Вайнор
Едва мое отсутствие обнаружилось, как Ее Высочество поторопилась вернуться в свои покои. Шалопаи, очутившись без присмотра, тотчас потребовали «вина и музыки»! Мажордом, введенный в курс дела, выпустил «на волю» оркестр и велел освежить запасы закусок и вин.
Менестрели прощально раскланялись, обменялись тяжелыми взглядами и под громкие крики поклонников удалились отмечать свой успех на площадь.
Я же поспешил к себе в надежде спокойно уснуть, возможно, впервые за последний месяц. Даже от положенного королю дворянского сопровождения отказался – лишь пара лакеев и горничная шли со мной через галерею.
Но сил своих я немного не рассчитал. Роскошь официальной спальни подавляла, так что торопливо отпустив слуг, я сбежал в свои тайные покои. Здесь по-прежнему было просто и уютно. На диване, заменявшем мне кровать, валялся теплый плащ, способный укрыть не хуже одеяла. В зимнем саду негромко шумел водопад, разбрызгивая капли на траву и камни, а на столе стоял портрет Иниры, оправленный в филигранную серебряную раму.
