Развернувшись, я отправился в свои покои. Попавшийся навстречу слуга был отправлен за горячей водой для ванны. Через полчаса изумленный камердинер натирал меня мочалкой с доброй порцией миндального мыла, а граф Радолен торопливо раскладывал на кровати чистую одежду:
– Прикажете что-то еще, Ваше Величество? – Парень не верил своим глазам и стремился удержать меня в сознании как можно дольше.
– Приготовь поднос с дарами Светлым и особую охапку цветов и колосьев для Луноликой.
– Сию минуту! – Юный граф вылетел за дверь, едва не прищемив серый рукав тяжелой створкой.
Я же планомерно готовился к посещению часовни: бритье, стрижка. Свежее белье и новенький угольно-серый камзол без украшений. Только черные гагатовые бусины грустно побрякивали на обшлагах.
Часовня встретила меня теплом и светом. Было горько осознавать, что в последний раз мы стояли в храме Светлых вместе с любимой.
Здесь так же тонко пахло медом и сухими травами. Беленые стены вместо росписи украшали небольшие доски с изображениями подвигов святых. Чисто и бедно, герцог наезжал в поместье только осенью, да реже зимой, а храмы живут подаянием верующих.
Пожилой, хрупкий, как сверчок, жрец встретил меня у входа и без задержки распахнул двери в алтарную часть. Радолен тут же подал поднос с дарами. Медленно я вошел в маленькую комнатку с большими светлыми окнами.
Скромность проявлялась и здесь – вместо витражей высокие окна затягивал пергамент, расписанный поблекшими красками. Но от этого фигуры богов казались более приземленными, близкими, живыми.
Почтив приношением деревянный, раскрашенный желтой краской алтарь Солнцеликого, я перешел к серебристому алтарю Луноликой. Этот алтарь был выполнен из местной голубоватой глины, и его ровным слоем покрывали лепестки и зерна.
Здесь Силен почитали особо. Сотворив краткую молитву, я решительно положил поверх чужих даров приготовленный Радоленом букет, перевязанный серебряной цепочкой.
Дары остались лежать неподвижно, но роженица, изображенная на кромке алтаря, шевельнулась, издав длинный стон, потом качнулась колыбель и мне почудился плач младенца.
– Что это значит, Луноликая? – вслух спросил я, но ответа не дождался, лишь усилился запах диких роз от алтаря Розосветной. Я шагнул к ее алтарю, щедрой рукой насыпая лепестки:
– Эр Розосветная, дарующая и отнимающая любовь! Благодарю за то, что она была в моей жизни! Но почему, почему ты отобрала ее?
На этот раз аромат роз дунул мне в лицо теплым ветром, а в ушах зазвенел смех. Неужели Светлая смеется надо мной?
Последним был алтарь Звесздосветного Нау: к нему я повернулся и неожиданно для себя царапнул кинжалом палец и капнул немного крови на печеный хлеб. В лицо пахнуло свежестью, где-то вдали громыхнуло и снова стало тихо.
Постояв немного в тихой комнате, я вышел. Светлые слышали меня, но их знаки остались для меня непонятны. Проходя мимо жреца, я остановился и снял с пояса кошелек:
– Принеси Светлым дары, дабы душа моей невесты легко прошла радужный мост, а остаток употреби по своему разумению.
– Благодарю вас, Ваше Величество! – Жрец осторожно склонился и принял пожертвование.
Я не стал слушать его более – вернулся в пустые мрачные покои и занялся бумагами: поутру мне предстояло возвращение в столицу.
К ночи пришел Дикран, принес результаты допросов и список заговорщиков:
– Вайнор, взгляни, я расспросил всех и нашел-таки ниточку, ведущую в столицу!
Друг очень устал, но буквально цвел от удовольствия, рассказывая мне все подробности. Распутывание загадок всегда доставляло ему особое удовольствие, а редкая наблюдательность и внимание к мелочам помогали узнавать даже неочевидные вещи.
Просмотрев изложенные на листе бумаги список и схему заговора, я поморщился: это были остатки приспешников Астона, подогретые особенно упертыми дубами из Совета лордов. Что ж, пора ехать в столицу и наводить порядок там.
– Дикран, ты молодец! – Я искренне похвалил друга. – Завершаем здесь все и едем в столицу. Ты мне нужен там.
Друг не возражал, он тотчас велел слугам паковать вещи. А потом сидел со мной за столом и полупустыми кубками до глубокой ночи, вспоминая нашу учебу в школе агентов. Позднее он признался, что боялся оставлять меня одного:
– Ты был странным, Вайнор. Потерянным. Но глаза твои лихорадочно блестели, когда ты читал списки предателей. Я боялся, что ты сошел с ума!
Тот ночной разговор действительно позволил мне повернуться лицом к жизни. Если мне осталась только месть, ответить должны все: и убийцы, и заказчики! А потом я сделаю то, чего хочу больше всего на свете.
* * *
Дела в поместье Вестов мы закончили быстро: герцога казнили на месте, отрубив голову мечом. Его супругу, лишив права на титул, отправили замаливать грехи в дальний монастырь. Их дети были отправлены в столичные заведения для сирот, а состояние передано под опеку короны до совершеннолетия наследника.
Во время расследования с дыбой и раскаленным железом познакомились еще полдюжины заговорщиков, раскрытых по горячим следам. Их вина была доказана, а титулов они не имели. В основном это были младшие сыновья и дальние родственники лордов, задумавших избавить короля от недостойной невесты.
Своим указом я велел подлечить преступников и отправить в каменоломни. Состояния велел забрать в казну для награждения достойных, а имена изменников навсегда вымарать из книги родов. Последнее наказание сочли самым жестоким. Несколько лордов из свиты пришли просить милости для молодых вертопрахов, но столкнулись с моей внезапно разгоревшейся яростью:
– Лорд Арондо, – я оттолкнул свиток с прошением. – Вы думаете, что эти «мальчики» не знали, на что они идут?
– Но, Ваше Величество, они еще дети, гнев застил им разум… – Пожилой лорд мялся, боясь сказать лишнее.
Насколько я помнил, он просил за племянника жены.
– Лорд Арондо, а если бы там, на поляне, осталась ваша дочь? – Я знал, куда побольнее ударить. Жену вельможный лорд не любил, а вот дочь обожал и всячески баловал.
Старик вздрогнул и побледнел.
Я присел на стол и продолжил, наблюдая за остальными:
– Или ваша любовница, лорд Кардейл. Или ваша сестра… – Я ткнул пальцем в самого молодого, виконта Ластара. – Вы согласились бы простить убийц только потому, что гнев вдруг застил им глаза?
Мужчины отводили взгляды и нервно переминались, но я не дал им покинуть поле боя просто так:
– Удаление имен этих преступников из книги родов защитит наших женщин от покушений навсегда. Отныне любой покусившийся на жизнь или честь женщины будет удален из книги родов и сослан в каменоломни! – Я стукнул по столу, подтверждая свое слово, и притаившийся в углу граф Радолен заскрипел пером, торопливо заполняя свиток.
