Я либерал. И феминистка. Я никогда не говорю на политические темы, потому что живу в Миннесоте. Мне не хочется затыкать людей или производить впечатление всезнайки. Я не хочу, чтобы люди были жестоки ко мне или отвергли меня. И все же я либерал, что бы кто ни говорил. Я уважаю права человека – и в том числе право геев на брак. Я люблю чистый воздух и здоровую пищу. Я считаю, что лучше вкладывать деньги в людей, чем в корпорации. Я думаю, что каждый психически здоровый человек хочет быть достойным членом общества, заботиться о себе и своей семье. И поэтому он должен иметь хотя бы столько возможностей, сколько есть у меня. Человек имеет право жить там, где он хочет, получать кредиты. Человек имеет право на то, чтобы на работе его ценили по способностям, а не по половой, расовой или сексуальной принадлежности. И все должны иметь доступ к качественному образованию. Все это правильно и хорошо. Мне нравится обоснованное несогласие (родные и друзья не всегда разделяют мою точку зрения). Я не боюсь сказать «не знаю». А горделивое невежество, спросите вы? Это приводит меня в бешенство.
Мое чувство юмора не всегда можно назвать кошерным. Иногда мне кажутся смешными очень странные вещи. Странные и ужасные – например, фотография двух морских пехотинцев, позирующих у трупа раздавленной белки, словно на сафари.
Иногда мне не хочется двигаться и что-то делать. Я охвачена страхом. Мне страшно, что люди будут смеяться над моими книгами. Мне кажется, что они увидят меня насквозь и отвернутся. Я боюсь, что искра, которая заставляет меня желать рассказывать истории и писать книги, исчезнет, и я останусь ни с чем. Это означает, что я не всегда бываю забавной и интересной. Моя забавность – это суперсила, которую нужно набирать. Я не могу получить ее легко и свободно, через Wi-Fi.
Я не религиозна, но считаю себя духовным человеком. Это качество пришло ко мне не по расчету. Просто я стараюсь относиться к людям так, как мне хотелось бы, чтобы относились ко мне. Иногда я разговариваю о медитации, чувстве благодарности или позитивной визуализации. Я ищу (и нахожу) магию вокруг себя в ослепительной улыбке дочери, в свете, пробивающемся через желтые осенние листья, в том, что сын мой предпочел проявить доброту, не настаивая на собственной правоте. А разве не волшебство – встреча с одноклассником в первый раз за десять лет и сразу после того, как он приснился мне ночью? Все это магия.
Больше всего я боюсь выпустить эту «истинную себя» в мир – я боюсь быть отвергнутой. Как же использовать это в своем писательском труде? Своеобразное чувство юмора и склонность к ругательствам я подарю миссис Бернс, одержимой сексом даме восьмидесяти лет, любимой героине моей первой детективной серии. Страх быть осужденной за левацкие политические взгляды получит другая героиня, девушка из большого города, оказавшаяся в глубинке и чувствующая себя не в своей тарелке. Такая девушка существовала в той же серии. Признав свою духовность и веру в то, что я называю «кухонной магией», я поняла, что хочу, чтобы этого в моей жизни было больше. И тогда я написала книгу в стиле магического реализма – на ее издание я пыталась собрать деньги. Я чувствую, что мне еще есть в чем покопаться, поэтому собираюсь превратить книгу в целую серию.
Чем я больше всего горжусь
Интересно, что из пяти пугающих писательских заданий упражнение «Истина прежде истории» оказалось для меня самым трудным. Искать достижения было очень трудно. Нельзя было ограничиться традиционным заявлением о том, что «мое величайшее достижение – это мои дети». Нужно было копнуть глубже. И кроме детей, я больше всего горжусь своим писательством. Я действительно считаю себя хорошим писателем, а порой даже великим. Первые мои опубликованные книги были неровными, но я продолжаю читать, трудиться и слушать. Каждый следующий роман лучше предыдущего. Я действительно, действительно горжусь своими книгами. И я перестану извиняться за неуклюжий сюжет «Майского дня» («СОС») и за то, что мне нравится писать смешные, полуромантические детективы (среди всего прочего).
Когда речь заходит о том, чтобы поставить самосознание на службу писательству, мне хочется понять, как действует этот невидимый барьер между мной и признанием своих достижений. Чувствуют ли то же самое и другие люди? Можно ли использовать это качество, чтобы описать персонажа, переживающего аналогичный внутренний конфликт? Я хочу создать героиню, которая кажется окружающим сильной и уверенной, но втайне отказывается признавать собственные достижения. Почему она себя так ведет? Я сделала пометку в своем блокноте, чтобы вернуться к этой мысли позже, потому что мне кажется, что подобная черта сделает частного детектива, над которым я сейчас работаю, более интересной и сложной личностью.
Мои сильные стороны
Любознательность, вера в постоянное саморазвитие, которое более напоминает процесс бега с крутого склона в попытке удержать равновесие, чем продуманный план. Кроме того, я не злопамятна. Это мои сильные стороны. Отсутствие злопамятности всегда меня удивляет, потому что, если бы вы со мной познакомились, то сочли бы меня человеком, способным таить злобу. Мне нравится контролировать ситуацию. Я агрессивна. Мое чувство юмора бывает слишком резким. Но я никогда не могу отчетливо вспомнить что-то плохое. Я бываю вспыльчива и раздражительна, но быстро остываю. Мне нравится это качество – и два других тоже. И хотя бы одно это качество присутствует в каждом моем персонаже, в героях моих книг. Именно это позволяет мне делать моих героев живыми и настоящими. Мне приятно иметь эти качества. Они у меня есть – и я могу хорошо их описывать. А это важно, потому что герои должны иметь недостатки – и достоинства, которые эти недостатки уравновешивают.
Самый постыдный мой поступок
Больше всего мне стыдно за то, что я ударила Зою. Но чтобы показать вам истинный смысл этого упражнения, я расскажу вам о втором самом постыдном моем поступке. И после этого вам останется только удивляться, как этому ребенку удалось пережить детство.
Когда я впервые взяла Зою на руки, я в первый раз в жизни ощутила истинную любовь. Чтобы вы не думали, что все было так просто, скажу, что произошло это после двадцативосьмичасовых родов. К концу этого времени я уже кричала: «Мне все равно! Хоть санитара зовите, лишь бы кто-нибудь вытащил из меня этого ребенка!» И все же моя любовь к Зое была самой честной и чистой эмоцией, какую я когда-либо испытывала. Этот изумительный, восхитительный ребенок полностью перевернул мой мир в самом лучшем смысле слова. Вот почему мне так стыдно за то, что в течение первого года ее жизни я не могла взяться за нож, когда она находилась в одной со мной комнате. Меня охватывал сильнейший иррациональный страх, что каким-то образом нож может выскользнуть из моей руки, пролететь через всю комнату и вонзиться в ее нежное тельце.
ХЛОП.
Я говорю совершенно серьезно. В тот момент такое событие казалось мне столь же реальным, как и мои собственные руки.
Я делала все, чтобы избавиться от этой картины, которая постоянно присутствовала в моем разуме. Но мне это не удавалось. (Не думать о белом медведе… Не думать о белом медведе…) Это было ужасно и постыдно. Как в моей голове могут крутиться такие жестокие и темные мысли, связанные с невинным ребенком?
