Стимул – значение – реакция.
Пробка на дороге – раздражение – ругательства и злоба.
Но вы не обязаны оставаться рабом такой обратной связи. Благодаря развитой префронтальной коре (больший участок мозга, расположенный непосредственно за лбом и управляющий здравым смыслом) вы можете освободиться от шаблона «стимул – значение – реакция». (Собакам Павлова повезло меньше.) Однако, как это прекрасно известно всем, кто пытался бросить курить, осознание верного пути и выбор этого пути – две разные вещи. Чем интенсивнее эмоция, тем меньше крови поступает в префронтальную кору, что значительно ослабляет нашу способность к рациональному мышлению.
Усугубляет проблему и то, что травматические события буквально «цементируют» пути передачи нервных сигналов. В результате некоторые люди реагируют на напоминания о стимулах. Такое состояние называется посттравматическим стрессовым расстройством (ПТСР). Такое связанное с травмой перепрограммирование мозга объясняет, почему многие ветераны не могут, к примеру, радоваться фейерверкам в день 4 июля. Их лимбическая система, похожая на сливочную нугу часть человеческого мозга, где хранятся наши воспоминания и эмоции, объединила понятия «взрыв» и «опасность». И когда ветераны слышат взрывы фейерверков, они реагируют на это так же, как любой из нас отреагировал бы на взрыв бомбы.
Кажется, что такое состояние легко скорректировать. Ведь это фейерверки, а не бомбежка. Но неврология доказывает: когда людям даже косвенно напоминают о травмах, кровь устремляется в те участки мозга, которые связаны с экстремальными эмоциями, а зоны, связанные с коммуникацией, притока крови лишаются. Человек оказывается буквально запертым в своем страхе. Он отдан на милость неврологических шаблонов. Однако писательская терапия и другие подобные приемы, включая диалектическую поведенческую терапию, творческую терапию, йогу, цигун, тай-чи, технику Александера и медитацию, позволяют нам перепрограммировать собственный мозг.
То есть вы в буквальном смысле слова можете изменить свой разум.
Опираясь на множество исследований в этой области, можно выделить три самых перспективных объяснения эффекта подобных приемов. Это привыкание, катарсис и запрет-столкновение. Все три я объясню ниже.
Привыкание
Эффективность привыкания (отметьте, что ключевое слово здесь «привычка») для изменения негативных шаблонов основывается на том, что возбуждение центральной нервной системы при повторении единичного стимула снижается. Другими словами, привычное становится скучным.
Приведу пример. Предположим, в понедельник вы отправляетесь в свой офис, думая, что вам предстоит еще один самый обычный день. Но, придя на работу, вы обнаруживаете в своем офисном кресле клоуна с красным носом. Он вам улыбается, а его красные клоунские ботинки настолько велики, что скрываются под вашим столом.
И это чертовски пугает.
Вы зовете коллег. Они говорят, что беспокоиться не о чем, что клоуна пригласили для повышения продуктивности и экономии расходов. Вы верите всему, но клоун все равно вас пугает – особенно его застывшая улыбка, с которой он молча наблюдает за тем, как вы работаете на компьютере.
На следующий день клоун сидит на том же месте и кажется чуть менее страшным, но вы все же продолжаете постоянно следить за ним. На третий день вы понимаете, что клоун все еще вас не убил. Может быть, уже можно перевести взгляд на экран, по крайней мере, проверяя электронную почту? Наступает четвертый день, и вы отправляете приятелю фотографию собственной рубашки (скорее, той ее части, на которой засохшая зубная паста напомнила вам профиль знаменитого певца). И только потом вы вспоминаете, что страшный клоун все еще сидит в пяти футах от вас.
Понимаете, что происходит?
К концу недели вам уже нет дела до этого клоуна. Он сидит в своем кресле, а вы спокойно занимаетесь собственными делами.
Клоун стал для вас привычным.
Подобно хорошему программированию, привыкание является генетическим преимуществом. Если бы мы реагировали на безопасные стимулы чрезмерным напряжением нервной системы, то просто не сумели бы уделить достаточного внимания тому, что по-настоящему опасно. С тех пор как мы стали ходить на двух ногах, мы научились использовать силу привыкания в собственных интересах. Описывая стрессовые и травматичные события прошлого, мы возвращаем себе контроль над ними, перестаем тревожиться из-за них и можем полностью сосредоточиться на реальных угрозах, которые в нашей жизни возникают гораздо реже, чем в жизни, чем пытается убедить нас наша древняя лимбическая система.
Катарсис
По сути своей, катарсис – это эмоциональный выплеск или очищение. Вы наверняка ощущали катарсис после консультации у профессионального психотерапевта или откровенного разговора с другом. Свой первый катарсис я ощутила в семь лет. Наша семья переехала из города средних размеров в маленький городок Пейнсвиль, штат Миннесота. Мне предстояло пойти во второй класс. Земля ушла у меня из-под ног. Новая школа, новые дети, новые правила! А я ходила в джинсах, сшитых мамой, и в кроссовках, купленных на гаражной распродаже. И зубы у меня были серыми из-за антибиотиков, которыми меня кололи в младенчестве. Довершало картину то, что я яростно сопротивлялась любым попыткам расчесать мои волосы там, где я этого не видела. А значит, тем, кто сидел за мной, открывалось потрясающее зрелище.
Было совершенно ясно, что вписаться в новую жизнь мне вряд ли удастся.
В первый день на игровой площадке три девочки, имена которых, к счастью, стерлись из моей памяти, заблокировали меня возле горки. Первой заговорила девочка с разноцветными бантиками в волосах.
– Ты откуда?
Может быть, ей просто было интересно. Возможно, она пыталась со мной подружиться. Но я сразу отрезала себе пути к отступлению.
– Из Сент-Клауда. Мой отец играет в телевизионных фильмах.
И это было БОЛЬШОЙ ЖИРНОЙ ЛОЖЬЮ. Мой отец только что потерял работу картографа и был на пути к осуществлению своей мечты превратиться в алкоголика с полной занятостью. Я так никогда и не узнала, был ли у него хоть какой-то выход из этой ситуации.
– Не может быть!
– Клянусь жизнью мамы!
Горло перехватило сразу же, как я это произнесла. Бамс! Я словно сама ударила себя под дых. Мама была для меня всем. Без нее в моей жизни не было бы ни стабильности, ни безопасности, ни еды, ни крова, ни любви. Она была моим оазисом в урагане семейной жизни. И я только что солгала, поклявшись ее жизнью! Я убить себя была готова.
Полагаю, вам совершенно понятно, что после этих слов все девочки захотели играть со мной. Играть со мной хотели все. Я была в восторге, но мысль о совершенном проступке постоянно грызла меня. Весь день я проплакала в кабинете медсестры. Когда она предложила позвонить маме, чтобы она забрала меня, я категорически отказалась. Я была уверена, что, если мама еще не умерла, она обязательно разобьется по дороге в школу.
