В конце дня я с трудом заставила себя выйти из школьного автобуса и войти в дом. К моему изумлению, мама была дома. Мертвая леди ходила и говорила. Она мельком взглянула на меня и сразу же крепко обняла.
– Что случилось, дорогая?
И я все ей выложила, как профессиональный наркоман.
И знаете что? Я сразу почувствовала себя лучше. Словно огромный груз свалился с моих плеч. Я целый день страшилась неизбежного наказания за ложь. Каким счастьем было избавиться от этого чувства!
Катарсис действительно приносит такое мгновенное и эффективное облегчение. Этот процесс можно сравнить с крышкой, снятой с кипящей кастрюли. Пар – это ваши сильные негативные эмоции: чувство вины, страха, гнева. Они кипели в закрытой кастрюле – и вдруг вырвались на волю. Изложение негативного опыта через разговор или описание высвобождает самые интенсивные эмоции, с ним связанные. Катарсис дает нам возможность выпустить пар.
Запрет-столкновение
Третья теория, объясняющая эффективность писательства в деле эмоционального исцеления, – это запрет-столкновение. Очень трудно заставить себя не думать о стрессе или травме. Вам нужно запретить себе это. Но иногда негативные мысли и импульсы все же просачиваются, как бы мы ни старались держать их под замком. И отрицание их ведет к хроническому стрессу, который пагубно сказывается на разуме и теле.
Признание же этих факторов во время письма – столкновение с ними – приносит мгновенное облегчение и улучшение психического и физического состояния. Травма или стресс – другими словами, стимулы – все еще существует в памяти. Но когда вы идете на столкновение с ними, это становится серьезной переменой.
Приведу пример. Представьте, что ваши жизненные проблемы – это зомби, пытающиеся проникнуть в ваш дом. Вы тратите все свои силы, подпирая дверь, чтобы они не проникли к вам – запрещаете им входить. И у вас не остается ни времени, ни сил ни на что другое. Ваше выживание зависит от того, удастся ли вам удержать дверь закрытой. Но ваши силы иссякают. Вы можете сдержать напор зомби на какое-то время, но потом руки ваши опускаются. Зомби проникают в дом. И вдруг… Что?! Вы понимаете, что за дверью находились вовсе не зловещие людоеды. Все это время вы сдерживали воспоминания о зомби.
Искусство (и в особенности писательство) – это надежный и безопасный способ открыть дверь и впустить воспоминания, маскирующиеся под зловещих мертвецов. И когда они окажутся внутри, у вас освободится масса времени и сил, которые вы тратили на подпирание входной двери. На мой взгляд, самое замечательное в этой теории заключается в том, что все запретное и скрытое вовсе не является травматичным и стрессовым. Описывая свой жизненный опыт, мы идем на прямое столкновение с этими воспоминаниями и извлекаем пользу для себя.
Еще лучше то, что вам вовсе не обязательно знать, какое из трех объяснений вы выберете для того, чтобы испробовать на себе поддерживающую и целительную силу писательства. Вам просто нужно писать. Вы не обязаны писать автобиографию или мемуары, хотя и повествовательная терапия, и терапия выразительного писательства основываются на использовании фактического материала, часто в форме эссе, дневников или писем.
Я вернулась с темной стороны, чтобы сказать вам: вымысел может быть не менее полезен.
А для некоторых даже еще полезнее.
Переписывание собственной жизни в художественной форме
В 1996 году, когда нехудожественная писательская терапия стала трендом сезона, доктор Мелани А. Гринберг провела оригинальное исследование. Она сравнивала целительные свойства письменного рассказа о реальном травматическом опыте, о вымышленном травматическом опыте и о реальном нейтральном опыте (контро льная группа). И каковы же были результаты? Те, кто писал о событиях воображаемых, были менее подавлены, чем те, кто писал о реальных травмах. У создателей «художественного вымысла» отмечались значительные улучшения физического здоровья. Я сравниваю целительную силу сознательного вымысла с истинной художественной терапией. Вам не нужно (большинству из нас это и не под силу) точно и подробно описывать проблемы, которые вы хотите разрешить. Достаточно будет написать/вылепить/нарисовать некую абстракцию, и процесс творения запустит процесс исцеления.
Переписывание собственной жизни имеет массу преимуществ, и это стало очевидным из открытия доктора Пеннебейкера. Он установил, что терапевтическую ценность писательства повышают еще два элемента: создание связного повествования и смена угла зрения. Не случайно именно они являются краеугольными камнями процесса написания рассказов и романов. Писатели называют их сюжетом и точкой зрения. Процесс создания художественного произведения идентичен выразительному писательству. Здесь присутствуют привыкание, катарсис и запрет-столкновение, но вымысел эмоционально намного безопаснее создания мемуаров. Мне нравится читать мемуары. Я всем сердцем поддерживаю тех, кто хочет писать в этом жанре. Многие советы в этой книге вполне применимы для написания мемуаров. Однако сама я в подобном жанре писать не могу. Вымысел помогает мне дистанцироваться, стать наблюдателем бурных житейских морей. Вымысел придает форму блуждающим мыслям, вызывает симпатию к собственному взгляду на мир, позволяет развить в себе сочувствие и мудрость через анализ мотивов, движущих другими людьми, а также помогает контролировать внимание, эмоции и результаты. Мы исцеляемся, когда переводим хаос жизни в строгую структуру романа, когда учимся идти по миру как наблюдатели и ученики, а не как раненые солдаты, когда мы сами решаем, какие части истории важны, а от каких можно избавиться.
Я верю в это всем сердцем, но, когда мы с Джеем поженились, я об этом и не подозревала. В те времена я и слыхом не слыхивала о повествовательной терапии или о терапии выразительного писательства. А если бы я об этом знала, то меня сковывала бы направленность этих приемов на эссе и мемуары. Творческое писательство – совершенно другое дело. Я даже свой диплом написала почти что в форме романа. (Правда, роман вышел настолько ужасный, что спустя много лет я попыталась выкрасть единственный экземпляр из университетской библиотеки – я даже вынесла его из библиотеки, но чувство вины пересилило. Кроме того, я зря взяла с собой своего десятилетнего сына. Проблема правильного воспитания детей заключается в том, что, когда дело доходит до реального преступления, они всегда мешают.) А после окончания колледжа я оказалась замужней женщиной, работающей с полной занятостью и беременной вторым ребенком. Времени мне не хватало даже на душ, что уж говорить о каком-то творчестве.
А после самоубийства Джея я вообще утратила способность трезво мыслить – мне было не до книг. И даже когда я свалилась в холодную лужу собачьей мочи, этого события не хватило, чтобы я задумалась над тем, как превратить свое горе в роман.
Чтобы научиться переписывать свою жизнь через вымысел, потребовалось ужасное, постыдное происшествие.
Постараюсь сдержать слезы, рассказывая вам об этом.
Январь на севере Миннесоты выдался страшно холодным. Джей уже четыре месяца находился в командировке. Я чувствовала себя страшно одинокой. Я очень нервничала – ведь в моем теле рос наш сын: сама себе я казалась куском холодной ветчины в сэндвиче жизни и смерти. Я заставляла себя заниматься своими делами – работала с полной занятостью, воспитывала Зою в меру сил. Жизнь стала однообразной и нудной: проснуться, принять душ, выпить кофе, собрать Зою в детский сад, отвезти Зою в детский сад, провести уроки в школе, забрать Зою из детского сада, привезти ее домой, пообедать, поиграть, выкупать Зою перед сном, уложить ее спать, лечь самой.
