К ее удивлению, он замялся, а потом ответил быстро, слишком быстро:
— Да, я уверен, это единственная причина, ваше высочество.
Но Хиона не сомневалась, что он солгал.
Когда они вошли в спокойные воды Средиземного моря, Хионе пришлось отказаться от надежды на другие откровенные разговоры с капитаном Дариусом.
Во-первых, она знала, что ему хотелось бы избежать их, а во-вторых, не сомневалась, что славонский посол вновь приставил к ним шпиона.
Когда они разговаривали в каюте, отведенной для уроков, за дверью все время раздавались подозрительные звуки, а Хиона прониклась такой симпатией к капитану Дариусу, что не хотела подвергать его хоть малейшей опасности.
Но она случайно услышала несколько разговоров, показавшихся ей многозначительными.
Как-то она сидела на залитой солнцем палубе, как вдруг из открытого иллюминатора у нее над головой донеслись два голоса, говорившие по-немецки.
Она не обращала на них внимания, как вдруг услышала:
— Мне жаль эту бедную маленькую фрейлейн. Она слишком юна и неопытна, чтобы противостоять ему, а к тому же англичане не любят подобного.
— Да, ей придется нелегко, — согласился второй. — Но ведь со своей женой он может быть более сдержан.
— Сомневаюсь, — возразил первый. — Он любит молоденьких, и ему очень повезло, что ему не прислали какую-нибудь престарелую принцессу, на которую до сих пор никто не польстился!
Его собеседник засмеялся.
— Справедливо. И все-таки мне жаль бедную девочку, ее ждет неприятная неожиданность.
— Как и тебя, если кто-нибудь тебя услышит, — сказал его друг. — Пойдем выпьем. Во всяком случае, на этой посудине недурной выбор.
Они ушли, смеясь, а Хиона заметила, что судорожно сжимает руки.
Она глубоко вздохнула, с отчаянием подумала, что же ей делать, и сама себе ответила — ничего.
Вторым был ее собственный разговор с леди Боуден.
К этому времени они уже плыли по Ионическому морю, и до порта осталось день-два.
Поднявшись на палубу вечером, когда стало прохладно, Хиона увидела, что в шезлонге сидит леди Боуден, устремив глаза на горизонт.
Она села рядом со словами:
— Право, море особенно красиво перед самым заходом солнца.
Леди Боуден посмотрела на нее, а потом сказала:
— Я совершенно согласна с вами, дорогая, и в Славонии мне будет не хватать моря. Но горы там очень красивы, как и зеленые долины, где отливающая серебром река вьется между зеленых сочных лугов.
— Да, звучит очаровательно и романтично, — сказала Хиона.
После небольшой паузы леди Боуден сказала:
— Надеюсь, моя дорогая, что вы обратитесь ко мне, если вам понадобится какая-нибудь помощь в вашем новом положении. Я знаю, как вам грустно без вашей матери, и, конечно, вы будете чувствовать себя одинокой в незнакомой стране, где англичан мало, а при дворе почти нет женщин, близких вам по возрасту.
Хиона промолчала, и немного погодя леди Боуден снова заговорила, тщательно подбирая слова:
— Король покажется вам несколько старым, так как вы сами очень юны, но я не сомневаюсь, что вы, дочь вашей матери, сделаете все, чтобы понравиться ему, чтобы разница в возрасте была не такой заметной.
Она вздохнула и добавила:
— Я всегда считала, что сделать брак счастливым должна жена, но это не всегда легко.
— Я знаю, что король намного меня старше, — сказала Хиона, — и я поискала в книгах моего отца, нет ли невесты, более для него подходящей. Но ее величество была совершенно права, когда объяснила мне, что больше никого нет.
— То же самое говорил мой муж, — ответила леди Боуден. — Так что, дорогая, на вас легла тяжкая ответственность представлять Великобританию, и какой бы странной ни показалась вам ваша новая жизнь, вы должны все время помнить, что вы — англичанка и в настоящее время очень нужны его величеству королю Фердинанду.
Тон ее голоса сказал гораздо больше, чем сами слова, и Хиона спросила, поддавшись порыву:
— Леди Боуден, скажите мне правду. Какой человек король? Была ли с ним счастлива его покойная жена?
На мгновение леди Боуден уставилась на нее не столько с удивлением, как показалось Хионе, сколько со страхом. Потом она сказала:
— Вы ставите меня в трудное положение. Ведь то, что нравится одному человеку, может не нравиться другому. Король суров и, по-моему, не очень счастлив. Но вы так хороши собой, что, надеюсь, он полюбит вас по-настоящему.
— А если нет?
— Да, полюбит, я уверена, что полюбит, — быстро сказала леди Боуден.
И, словно боясь сказать еще хоть что-то, она встала со словами:
— Становится холодновато, и мне лучше вернуться в каюту. Мне не хотелось бы приехать в Дюрик больной.
— Да, конечно, — согласилась Хиона.
Но она понимала, что супруга посла спаслась бегством.
Они вошли в порт на самом юге Албании поздно вечером, и все началось только утром.
Тогда, едва Хиона успела встать и одеться, на борт поднялись славонский генерал, министр иностранных дел и другие сановники, приехавшие встретить ее. Она приняла их в салоне вместе с британским послом и леди Боуден, но, хотя они еще были на британском корабле и распоряжаться полагалось сэру Эдварду, славонский посол все время вмешивался то в одно, то в другое.
Приветственные речи, бесчисленные представления, и, о чем можно было бы не упоминать, говорили все только по-английски или по-немецки.
Если исключить капитана Дариуса, которого все новоприбывшие словно не замечали, среди них, как убедилась Хиона, не было ни одного славонца, только немцы или австрийцы.
Однако с ней они были крайне почтительны, и она узнала, что королевский поезд уже ждет, чтобы отвезти их в Дюрик.
От леди Боуден Хиона слышала, как красивы будут пейзажи албанских гор первую половину пути. Затем через горный перевал они достигнут Славонии, откуда всего четыре часа езды до столицы в долине.
«К сожалению, — добавила она, — по горам поезд движется очень медленно, и нам придется переночевать в поезде. Но, полагаю, ваше высочество не испытает никаких неудобств, ведь в вашем распоряжении будет вагон его величества, который построен по его плану».
Хиона никогда еще не ездила в специальных вагонах и думала об этом с удовольствием, ведь она вовсе не торопилась поскорее увидеть короля.
С корабля они сошли только после позднего завтрака, во время которого славонские сановники, как ей казалось, наелись весьма плотно и выразили свою благодарность не только словами, но иногда и легким рыганием, пока они сходили на берег под музыку корабельного оркестра и рассаживались по каретам, чтобы ехать на станцию.
