– Или от самой маленькой двери на свете, – пошутил Стивен.
На время все умолкли. Притихли даже енотики.
Наконец Стивен вытянул руку и показал кусок материи:
– Вот что я нашел.
Даже в темноте было видно, как Самар покраснела.
Стивен тихо сказал:
– То слово… на дереве… Мне очень жаль. Мы не… это не мы сделали.
Самар кивнула.
– Мои родители вовсе не плохие люди. Они просто… многого боятся, – пожал плечами Стивен.
– Мои тоже, – вздохнула Самар. – Я слышала, как папа опять говорил, что пора переезжать. Если получится найти новое место.
– Мне очень жаль, – повторил Стивен.
Малыши, почувствовав, что Стивену можно доверять, принялись шуметь и резвиться. Гаро льд и самый маленький Ты искали жучков. Лепесток Розы и его брат перетягивали былинку.
– Я буду по ним скучать, – прошептала Самар.
– Надеюсь, вы не переедете, – сказал Стивен.
В его доме блеснул свет.
– Мне пора, – заторопился мальчик. – Если родители меня увидят… Надо идти.
– Спокойной ночи! – тихо сказала Самар.
О, сколько же мне хотелось сказать ребятам! Я хотел объяснить, что ничего сложного в дружбе нет. Что иногда окружающие все усложняют, а мы поддаемся.
Я хотел сказать: «Не переставайте говорить друг с другом!»
Я хотел рассказать им о женщине по имени Мэйв.
Я хотел рассказать им о малышке по имени Франческа.
Я хотел оставить после себя след, пусть небольшой, прежде чем покинуть этот чудесный мир.
И я решился.
Я нарушил правило.
Я сказал:
Останься!
30
Звери потрясенно уставились на меня. Даже самые младшие знали, что разговаривать с людьми запрещено.
Бонго взметнулась на мою верхнюю ветвь и сдавленно зашептала:
– Красный! Тебе нельзя…
– Конечно же можно, – возразил я. – Терять мне нечего.
– Но…
– Продолжаем разговор, – обратился я к Стивену и Самар.
Ребята таращились на меня с открытыми ртами, не в силах пошевелиться, как Фо сегодня днем.
– Нам это снится, – прошептал Стивен. – Правда?
– Нам обоим? – усомнилась Самар. – Разве такое бывает?
– Ущипни меня, – попросил Стивен.
Самар послушалась.
– Ага, почувствовал, – улыбнулся Стивен.
– Может, я тебя во сне ущипнула? – предположила Самар.
– Прошу прощения, – перебил их я. – У меня двести шестнадцать колец, и я полон мудрости, которой необходимо поделиться. А времени у меня мало.
Стивен дотронулся до руки Самар:
– Если это и сон, то очень крутой!
И я начал свой рассказ.
31
Деревом желаний я был не всегда.
Это случилось в 1848 году, задолго до того, как меня окружила современная действительность, тогда, когда мне было всего лет двадцать, – для красного дуба я считался совсем еще юнцом. Я уже не был тощим саженцем, стал крепким и сильным, но еще не укоренился в почве так, как сейчас.
В то время, как и во многие другие времена, сюда на переполненных судах приплывали отчаявшиеся люди в надежде обосноваться на новом месте. Почему-то многие из них поселились именно в моем районе. Синий и зеленый домики – в ту пору коричневые – были битком набиты вновь прибывшими.
Иногда приезжих встречали радушно. Иногда нет. Но они все прибывали, продолжая надеяться и мечтать, как это свойственно людям.
Среди новых жильцов была молоденькая девушка по имени Мэйв. Она отправилась в плавание через Атлантический океан со своим девятнадцатилетним братом, но тот во время путешествия скончался от дизентерии. Их мать умерла вскоре после рождения Мэйв, а отец – когда детям было девять и двенадцать.
Мэйв была коренастой и невзрачной, но ее улыбка напоминала солнечный луч, пронзающий облака. Она звучно смеялась, а ее волосы горели огнем не хуже моего самого яркого осеннего облачения.
Шестнадцать лет, одна и без гроша в кармане – Мэйв жила в одной комнате с пятью другими иммигрантами. Она работала круглые сутки: убирала, готовила – в общем, делала все возможное, чтобы выжить.
У Мэйв было доброе сердце и особенный дар ухаживать за больными. Никакими специальными познаниями или тайными снадобьями девушка не обладала. Но она была отзывчивой и терпеливой и не хуже других знала, как облегчить лихорадку прохладным компрессом на лоб. И была готова учиться тому, чего не знала.
Шло время, о способностях Мэйв распространялась молва. Люди приводили к ней больных поросят и хромых лошадей, кашляющих стариков и беспокойных малышей. Мэйв всегда предупреждала, что не знает, сумеет ли помочь. Но у людей в нашем районе не хватало денег на лекаря, и они обращались к ней.
А раз люди верили, что она может им помочь, Мэйв пыталась оправдать их ожидания.
Когда это у нее получалось и даже когда не получалось, пациенты и их родные приносили девушке небольшие подарки: выструганную фигурку птицы, шпильку для волос, полбуханки хлеба. Однажды кто-то даже оставил ей дневник в кожаном переплете с замочком, который открывался маленьким серебряным ключиком.
Когда Мэйв излечивала больных, люди оставляли знаки благодарности в моем дупле. Эта рана была еще свежая, ей было меньше года. Но дупло было обращено к дому Мэйв, а не на улицу, и в нем можно было спокойно оставить подарок.
Тогда-то я и понял, что дупла могут быть полезны людям, а не только птицам и животным.
Я и не подозревал насколько полезны.
32
Шли годы, и Мэйв укоренилась в нашем районе не хуже меня, хотя приезжие из других краев продолжали съезжаться сюда. Откуда бы родом ни были ее пациенты, Мэйв делала для них все, что могла.
Я окреп, самые старые мои ветви стали терять свою упругость, тень моя удлинилась. Вокруг выросли новые деревья и кусты, но солнца хватало на всех, и мы никогда не страдали от жажды.
К тому времени я уже служил домом для множества зверей, по большей части для мышей и бурундуков. У меня была задушевная подруга – молодая серая белка по имени Белиберда (все беличьи имена начинаются на «БЕЛ»).
Мэйв Белиберда особенно любила: девушка часто отдавала белочке объедки со своего стола.
Мы с Белибердой втайне тревожились за Мэйв. В прошлом у девушки бывали ухажеры, но из этих романов ничего не вышло. Друзей у нее было хоть отбавляй, да и работы невпроворот. И все же она казалась одинокой. В Мэйв было много любви, но подарить эту любовь было некому.
