Отрицательное движение головы.
– Твою жёнушку!
Инна, лежащая на диване, начинает мычать что-то нечленораздельное и извиваться, как змея, а Егор приоткрывает рот, нахмуриваясь. Видно, он совсем не ожидал такого развития событий.
Митрофанов же, радуется, что нашёл новую жертву, начинает в красках описывать события того вечера.
– Да-да, Егорушка. Мы с твоей любезной Инной некоторое время назад были любовниками. И она счастливо отдавалась мне каждый раз, испытывая при этом невероятное блаженство. Знаешь, как она берёт в рот? О, это шедевр! И она всегда не переставала рассказывать, какое ты ничтожество, полный ноль в постели.
Я вижу, как меняется лицо Егора.
Из мертвенно-серого, оно становится багровым, а глаза, всегда спокойные, наливаются кровью. Мне становится страшновато от таких перемен, произошедших в облике Аморалова, и я понимаю, что он уже на грани.
– Не может быть.
– Может! А знаешь, почему мы расстались? Потому что Инна забеременела и решила возложить на меня обязанности по воспитанию своего крикуна. Но, мне не нужны эти проблемы. Воспитывай сам, если хочешь, и каждый раз вспоминай, какое ты ничтожество и рогоносец!
Инна что-то визжит сквозь кляп, и сучит ногами в воздухе, пытаясь лягнуть Юрия, а Егор просто немеет, сидя на стуле.
Митрофанов подходит к очнувшемуся Никите и прислоняет к его виску пистолет.
– Ты будешь первым. Я всегда заканчиваю начатое до конца.
– Нет, Юра, пожалуйста!
Я истошно кричу, мотая головой, и со всего размаха снова шлёпаюсь вместе со стулом на пол. Стоящий диван скрывает мне обзор, и мне совершенно не видно того, что происходит в комнате.
– Юра, не делай этого, умоляю!
Сучу ногами, пытаясь перевернуться, и тут слышу раскатистый громкий выстрел и протяжное мычание Инны, всхлипывающей на диване.
– Никитааааа!
Всхлипываю и отключаюсь, уронив голову на пол.
*****
Похлопывания по щеке становятся всё настойчивее, и я со стоном приоткрываю дрожащие веки. Надо мной, склонившись, нависло лицо испуганной Инны.
– Никита!
Мигом сажусь, морщась от головной боли, и понимаю, что мои руки свободны – Аморалова уже позаботилась о том, чтобы освободить меня.
– Всё в порядке. Его сейчас осматривает доктор.
Она грустно кивает, протягивая мне руку, и помогает встать.
Я мгновенно оказываюсь на ногах, и вижу стоящего неподалёку врача в белоснежном халате, который обрабатывает ссадины и гематомы на лице и оголённом торсе любимого. Я кидаюсь к Никите, заливаясь слезами, и понимаю, что последнее, что я помню – это громкий, холодящий вены, выстрел.
– Малыш, не волнуйся, я сейчас.
Киваю, понимая, что мой мужчина передо мной – живой, правда, покалеченный. Но это пустяки, всё заживёт.
А где мой ненормальный супруг, который затеял это побоище?
Оглядываюсь, в поисках Юрия и вижу тело, накрытое белой простынёй, а рядом – сурового полицейского, опрашивающего Ольгу. Ищу глазами Егора и Митрофанова и понимаю, что ни одного, ни второго мужчины в гостиной нет.
Сколько же я провалялась в обмороке?
– Мы никак не могли тебя разбудить. Никита будил поцелуями, как прекрасный принц, доктор – нашатырём, и только от моих пощёчин ты очнулась.
Перевожу ошеломлённый взгляд на Аморалову, и киваю:
– Ты заботлива, как никогда.
– Это – самое действенное, уж я-то знаю.
– Кто там?
Тыкаю пальцем на белоснежную простынь, и замираю. Неужели, Егор? Но, вроде бы Юрий целился в Никиту. И Инна чересчур спокойна. Она же всё- таки не такая бессердечная, должна бы рыдать по погибшему мужу.
Так что же произошло?
Мой любимый кивает врачу, пожимая руку, и тут же подходит ко мне, обнимая за талию и зарываясь в мои спутанные влажные волосы.
– Всё хорошо, малыш. Всё закончилось.
Аморалова сухо кивает и, грустнея, отходит от нас к окну, всматриваясь вдаль. На её лице написана вселенская грусть и печаль, но никак не скорбь. Нет, Егор должен быть живым.
– Сколько я была в отключке и что тут произошло?
– Около получаса. Просто все события развивались стремительно. Твой муженёк надумал застрелить меня, нацелился. Я уже глаза закрыл, думая о скорой встречи с сестрой.
– О, Боже!
– А тут, слышу – выстрел. А мне даже не больно. Открываю глаза – стоит Егор с дымящимся пистолетом в руках, а возле меня лежит Митрофанов, в луже крови.
– Егор в него выстрелил? Но как? Откуда у него пистолет?
– Он же возле стола сидел. Оказывается, в столе был тайник, в котором лежал пистолет. Егор пока сидел, умудрился руки освободить, а затем, воспользовавшись тем, что Митрофанов целиком переключился на меня, достал пистолет.
– И где сейчас Егор?
– Митрофанов упал, но он ещё жив был, дышал, правда, неровно, как захлёбывался. Егор сам вызвал полицию и «скорую помощь», потом кинулся нас развязывать.
– И?
– Менты приехали, он сам им всё рассказал, во всём признался. Я ему предлагал что-нибудь придумать, свалить на Тимура, например, но он отказался. Сказал, что будет сам отвечать. Его сразу же и увезли.
– Господи…
Смотрю на поникшую Аморалову, которая уткнулась в одну точку, и, оставив мужчину, подхожу к ней.
– Ты как?
– Всё плохо.
– Егора отпустят, вот увидишь. Он же герой – если бы не он, Никита был бы мёртв.
– Ты не понимаешь. Он мог бы отвертеться, а он решил сдаться. Видимо, совсем не хочет меня больше видеть. Лет семь, или пять, сколько там ему могут дать?
Обвожу внимательным взглядом Инну и понимаю, что она, наконец-то, совершенно перестала думать о себе. Она не ноет, не плачет, что ей придётся растить ребёнка в одиночку, что будет женой зэка, что на неё будут показывать пальцем. Она думает о муже.
Значит, она всё-таки любит его!
– Не переживай, Никита наймёт для него самого лучшего адвоката, который докажет, что Егор – вовсе не преступник.
– Правда?
– Конечно!
– Спасибо большое!
В глазах беременной стоят слёзы, и она неловко улыбается одни уголками губ, смотря на меня с надеждой.
Поглаживаю Инну по плечу, смотря, как с Никитой беседует полицейский, и понимаю, что всё, наконец-то закончилось. Не так, как я хотела, но Митрофанов виноват во всём сам.
И я теперь вдова…
Эпилог
Мила
