Иными словами, если животное не может избежать страдания,
оно свыкается с ним и перестает тревожиться (или снижает интенсивность
тревоги). Если же животное имеет шанс на избавление от своего страдания, то
тревога его не уменьшается, а наоборот, только увеличивается.
Таким образом, пассивность является своего рода защитой,
приносящей успокоение, активность же, напротив, только раззадоривает тревогу.
Чувствуя себя беспомощным, покорно принимая свою нелегкую участь, животное как
бы избавляется от тревоги, можно сказать, защищается от собственной же тревоги.
Если же мы вспомним теперь, что тревога и агрессия сами по
себе являются настоящим стрессом для организма, то логично думать, что
постепенное нарастание депрессии («выученной беспомощности») приводит к
улучшению его незавидной участи. Но как этот механизм работает у человека?
Таким же образом, лучше или хуже? Как показывают исследования знаменитого
американского психотерапевта Арона Бека, человек преуспел в этой стратегии
несказанным образом, в этом ему помогло его сознание.
Арон Бек доказал, что депрессия в обязательном порядке
проявляется, сопровождается и, можно сказать, даже создается так называемыми
«автоматическими мыслями». Больной, страдающий депрессией, как выяснил Арон
Бек, думает о том, что его жизнь отвратительна, что сам он никуда не годится (что
он – полное ничтожество), а потому будущего у него просто нет. Иными словами,
все мысли депрессивного больного могут быть сведены к нескольким фразам: «Все
плохо, я ни на что не гожусь, ничего не получится, все бессмысленно». Настоящая
обусловленная беспомощность, как у собак из селигмановского эксперимента!
Страх и тревога возникают у нас в ситуациях опасности,
угрозы. И мы способны испытывать эти эмоции только до тех пор, пока
рассчитываем на спасение. Как только мы убеждаемся в бесперспективности любых
попыток избежать встречи с этой угрозой, страх улетучивается. Его место
занимает ощущение беспомощности – мы перестаем испытывать страх, склоняем
голову и отдаемся на милость победителя. Теперь наш риск погибнуть от этой
угрозы увеличивается, но зато можно быть уверенным, что, по крайней мере, сами
себя мы своей тревогой не уничтожим.
Сам того не подозревая, человек, думая подобные пакости,
защищает себя от мучительного чувства тревоги, формулирует для себя канон
безвыходности: если все так плохо, значит, можно ничего не предпринимать,
потому что бессмысленно. Причем думает он в своей депрессии сильно,
самозабвенно, последовательно, как никогда в жизни, автоматически! И эти
«хульные» мысли депрессивного больного, подобно снежному покрывалу, застилают собой
пики тревоги, сглаживают ее остроту, приносят успокоение.
Да, способы, которыми наш организм готов защищаться от
тревоги, поражают воображение! В ход идет, по сути, варварский завет: «Чем
хуже, тем лучше!» Неизбежность, безвыходность, бессмысленность, как это ни
парадоксально, лучшие лекарства от тревоги. Тревога всегда ищет выход и
способна загнать ищущего в его поиске до смерти. Теперь же, благодаря
депрессивным суждениям, это бегство заканчивается, обороты снижаются, на душе
становится легче.
Вследствие депрессии тревога, конечно, субъективно станет
меньше, но ведь общее состояние человека от этого не улучшится. Более того,
возникшая пассивность «избавит» больного от необходимости принимать какие-либо
решения, а это ведет к застою, к стагнации. Ситуация не будет меняться, и все
причины, которые привели к возникновению этой тревоги и этой депрессии,
останутся как есть, продолжая действовать. Возникает порочный круг: с одной
стороны, депрессия становится даже приятной, желанной, поскольку она уменьшает
интенсивность тревоги, с другой стороны, состояние будет продолжать ухудшаться,
потому что ситуация из-за бездеятельности человека заходит в настоящий тупик!
Воистину прав был Оноре де Бальзак, когда писал: «Ничто так не пьянит, как вино
страданья!»
Надо верить в возможность счастья, чтобы быть счастливым.
Л. Н. Толстой
Вопреки Эпикуру и его негодованию, мы в конце концов
принуждены сказать себе, что все что угодно может произойти из всего чего
угодно.
Лев Шестов
Возбуждение и торможение
Как же возникает открытая Мартином Селигманом «выученная
беспомощность»? Ответ на этот вопрос дает не американец, а русская наука. То,
что нервная система имеет свойство возбуждаться, – ни для кого не секрет,
однако же тот факт, что эта система сама по себе может еще и тормозиться,
долгое время оставался загадкой.
Вопрос о торможении был поставлен великим русским ученым –
Иваном Михайловичем Сеченовым. Позже это уче-
ние будут развивать Н. Е. Введенский, И. П. Павлов и А. А.
Ухтомский, именно они докажут, что торможение не менее, а может быть даже и
более важная функция нервного аппарата, нежели возбуждение.
Торможение – это отнюдь не результат утомления, это иная, крайне
специфическая форма активности. И если процессы возбуждения продуцируют некую
деятельность в ответ на тот или иной раздражитель, то торможение, напротив,
удерживает, блокирует такое действие.
По сути дела, у собак с «выученной беспомощностью» тревога,
развившаяся на фоне стресса, начинала тормозиться, блокироваться. И это,
разумеется, большой плюс для организма. Однако есть у этого плюса, как и у
любой медали, обратная сторона. Развивающееся в мозгу торможение не может
ограничиться одной только тревогой, оно распространяется и на другие сферы
деятельности живого существа. Вот почему этот изначально защитный механизм
впоследствии оказывается губительным.
В человеке, находящемся в депрессии, внутреннее напряжение
столь велико, что возникает перегрузка, и в какой-то момент, можно сказать,
вылетают пробки. В результате у депрессивного больного тормозится не только его
тревога, но и деятельность в самых разных сферах его жизни – снижается аппетит,
вследствие чего он худеет, либидо, а потому у него пропадает сексуальное
влечение, приходят в негодность внимание и память.
Первое, о чем скажет депрессивный пациент своему врачу, это
не то, что у него снижено настроение (данное обстоятельство беспокоит его как
раз в самую последнюю очередь), нет, он поделится с врачом своим удивлением. Он
удивляется сам себе – у него пропали желания, он больше ничего, вообще ничего
не хочет, его ничто не радует и не интересует, развивается ангедония –
состояние неспособности получать удовольствие. Почему? Именно вследствие того изначально
защитного торможения, которое попыталось защитить его от тревоги, а в
результате – защитило от самой жизни. Утрата чувства удовольствия, чувства
радости – мучительна. Вспомните сказку о проданном смехе, и вам все станет
понятно: подобное существование, лишенное активности, радости, удовольствия,
необычайно тягостно.
Так что человек, попадая в руки депрессии, с одной стороны,
защищает себя от разрушительной тревоги, а с другой стороны, напротив, в
буквальном смысле этого слова, подставляет себя. И мы должны понимать, что,
когда мы начинаем бороться с депрессией, мы боремся не просто с врагом, но с
врагом, к помощи которого мы когда-то прибегли, а потому не можем в одночасье
выйти из заключенного с ним союза.
