В сущности, перед нами архимедова задачка: «Дайте мне точку
опоры, – говорил великий грек, – и я переверну мир!» Нам нужно перевернуть наш
депрессивный мир, а для этого действительно нужна точка опоры. Поскольку же все
начинается с тревоги, то логично было бы предположить, что именно она и
является здесь искомой точкой. Однако мы вообще редко замечаем собственную
тревогу, нам обычно кажется, что раз наши переживания обоснованы, то им и не
следует придавать большого значения. Конечно, мы любим себе посочувствовать, но
разделить неприятности и переживания по поводу этих неприятностей нам, как
правило, в голову не приходит. Итак, мы ищем точку опоры. Какие же тут возможны
варианты? Их всего три – серьезная трагедия, круто меняющая всю нашу жизнь;
большое количество «маленьких проблем», которые кажутся ослабленному ими
человеку настоящими катастрофами; и, наконец, пресловутая проблема выбора,
когда та или иная ситуация, заведши нас в тупик, испивает из наших жил
последние соки. Со всем этим нам и предстоит разобраться.
Ужас катастрофы
В первом случае на нас обрушивается настоящая трагедия,
которая в буквальном смысле грозит разрушить весь наш привычный мир. Гибель
супруга, собственных детей или родителей, если мы еще очень молоды (да и в
зрелом возрасте) – все это события чрезвычайные. Не дай их бог никому, но ведь
дает...
Подобная трагедия – это не просто утрата, это необходимость
перестроить всю свою жизнь в соответствии с новыми, изменившимися условиями
[12]
.
А потому кроме утраты перед нами, как это ни странно, еще и созидательная
задача. Но кто в таком состоянии об этом думает? Нет, мы поглощены происшедшей
трагедией, и о том, что самым уязвимым звеном в этом деле являемся мы сами,
никто, конечно, не задумывается. Но ведь это так! Умерший, погибший, ушедший –
ему что? Для него игра закончилась, а мы продолжаем играть, и положение наше
чрезвычайное!
Перестроить свою жизнь – это не мебель в квартире
переставить, а начать по-другому думать. Раньше, принимая то или иное решение,
я автоматически согласовывал его с ним – с тем, кто сейчас меня оставил. Я
думал о том, как он это воспримет, как сделать так, чтобы это не нанесло ему
никакого урона или, даже напротив, было бы ему в радость. По привычке я и
сейчас продолжаю так думать, но все эти мои мысли наталкиваются на жестокость
факта: того, о ком я подумал, нет.
А начать думать иначе, так, словно бы человека, которого я
потерял, и не было вовсе, непросто. Мой мозг, привыкший жить так, как он привык
жить, всячески сопротивляется новым обстоятельствам, они буквально выводят его
из себя. Он тревожится, он не может понять, почему все это, зачем ему все это
и, наконец, с какой это стати он должен «себя ломать». И вот возникает тревога
– тревога, вызванная скорее даже не тем именно, что мы понесли утрату, а тем,
что мы сами не можем жить так, как мы привыкли жить.
В конечном счете, наши мозги достались нам от братьев наших
меньших, а они все эгоистичны (альтруизм животных – это рефлексы, а не
гуманистическое мировоззрение). И в целом, возникающая в подобной ситуации
тревога – не бич небес и не проклятье божье, а нормальная вещь, выполняющая
необычайно важную функцию. Что это за функция? Если нам нужно перестраивать всю
свою жизнь, нам для этого нужны силы, причем немалые, просто огромные! Тревога
же изначально (по задумке природы) – это не невроз и не сумасшествие, а
психическая энергия, необходимая нам для любой мало-мальски серьезной работы. А
теперь у нас работы хоть отбавляй, и тревоги, соответственно, также – вагон и
маленькая тележка.
Весь вопрос, следовательно, в том, как мы сейчас этой своей
тревогой (читай – энергией, силой) распорядимся. Мы можем выбросить ее на ветер
– отдать своей скорби и причитаниям, потратиться на бессмысленные восклицания:
«Господи, за что это нам! Как Ты мог?! Это жестоко, это несправедливо!» А можем
вспомнить, что самым уязвимым во всей этой ситуации оказались мы сами: да, наш
близкий погиб, а вот мы, напротив, вынуждены жить дальше, и обстоятельства у
нас теперь – врагу не пожелаешь.
Это, вообще говоря, важное правило: думать нужно о живых.
Без толку сокрушаться, что мы чего-то недодали тому, кого теперь уже нет. Лучше
эти же силы потратить на то, чтобы «додать» тому, кто еще, слава богу, с нами.
В нас нуждаются живые, умершим мы уже ничем не можем помочь. Но, по странности,
о тех, кто рядом, мы постоянно забываем, а о тех, кого уже нет с нами, мы печемся
– мыслями, думами, ритуалами. Не лучше ли «додавать» нашим близким при жизни?
Не лучше ли, чтобы они могли чувствовать нашу заботу и любовь сейчас, а не
тогда, когда уже будет поздно?
Однако же важно понять и другое: в такой трагической
ситуации, а это наша трагедия, думать о живых – это прежде всего думать о себе.
В нашем обществе, где личность конкретного человека никогда не признавалась
значительной ценностью, подобная фраза звучит почти кощунственно. «Умер мой
близкий, а я буду думать о себе?!» Да. Кто сейчас нуждается в помощи? Кому
сейчас тяжело? Кто понес утрату? Тот, кто потерял, а потерял сейчас я, а потому
о себе и о своей жизни и нужно в таких обстоятельствах думать (не забывая,
разумеется, и о тех живых, которые понесли эту утрату вместе со мной).
Если же я не смогу выправиться, если я впаду в депрессию,
если я потеряю желание жить – это, согласитесь, не лучшая память о том, кого
теперь нет со мной. Более того, это тяжкий груз, это бремя для тех, кто со мной
остался. Однако же мы предпочитаем думать и страдать по умершим, не догадываясь
даже, что тем самым обрекаем на муки и себя, и тех, кто сейчас нуждается в нас
и в нашей помощи. Мы становимся обузой для своих близких, которым и самим-то
сейчас нелегко, и это настоящий, подлинный, в самом худшем значении этого
слова, эгоизм.
Что ж, всему этому нужно положить конец. А силы, которые
выделила нам природа для переустройства своей жизни в связи с пережитой
трагедией, нужно использовать по назначению. Иными словами, мы должны потратить
свою тревогу, свое напряжение на конструктивную и созидательную работу: мы
должны понять и принять случившееся (а не биться в истерике, требуя, чтобы
Судьба повернулась к нам другим бортом), правильно осрзнать свое положение,
увидеть то многое, что у нас осталось (наши близкие, наша работа и т. п.),
осознать, что сейчас главное и как правильно построить свою жизнь в новых
условиях.
Любая тяжелая утрата – это прежде всего крушение наших
жизненных планов. Рушится, разумеется, не сама жизнь, а только наше о ней
представление и – главное – представления человека о своем будущем. В целом эту
утрату вряд ли можно считать серьезной, ведь утрачиваются только представления,
однако для нашей психики это, в каком-то смысле, утрата и самой жизни.
