А призраки прошлого? Пусть приходят. Я готов.
Глава 11
Глава 11
На следующее же утро мы покинули Гент. Путь назад в Антверпен не принес никаких неожиданностей, но в день прибытия в город, я лишился последних мосарабов.
Только вымылся, развалился в своем кресле и уже совсем собрался пропустить пару рюмочек арманьяка под чашечку крепчайшей сарацинской заразы, как раздался стук, сопровождаемый деликатным покашливанием Энвера. После чего дверь распахнулась и на пороге появился сам Альмейда.
Ничего необычного в этом не было, я сам даровал моссарабу, как своему старому соратнику, привилегию входить без стука. Коей, кстати, он никогда не злоупотреблял.
— Сир… — Альмейда непривычно низко поклонился, шагнул в кабинет и застыл, опустив голову. За его спиной точно так же понурились остальные мосарабы.
— Это ты вовремя зашел… — я хмыкнул и показал на серебряный графин. — Только сам себе налей, и своих парней не забудь — заслужили.
Но мосараб не сдвинулся с места, все так же стоял, уткнувшись взглядом в пол.
Вот тут до меня наконец дошло.
— Когда собираетесь уехать?
— Завтра, сир, — тихо, словно стыдясь своих слов, прошептал Энвер. — Сир, мы…
— Ни слова больше… — я встал и взяв из ящика стола небольшой, но тяжелый кожаный мешочек, вручил его Альмейде. — Это вам подарок от меня. Спасибо друзья за все.
— Сир… — мосараб вдруг упал на колени. Следом за ним последовали остальные.
— Встань, мой друг… — я его поднял силой. — В чем дело?
— Сир… — Альмейда запнулся. — Мы не предатели, просто… просто…
— Причем здесь предательство? Вы мне не вассалы, а служили за деньги.
— Но…
— За деньги, Энвер… — с нажимом перебил я его. — За деньги. Когда у вас жалованье? Завтра, если не запамятовал. Так что будем считать, что вы уже все отработали до последнего стюйвера. А теперь идите. Лишние слова мужчинам ни к чему.
И подтолкнул Альмейду к двери.
Немного помедлив, мосарабы еще раз поклонились и вышли. А я залпом опустошил бокал и задумался.
В самом начале моей средневековой эпопеи, а точней, карьеры лейтенанта наемных стрелков, я сам нанял мосарабов на свои же деньги. А после того, как отошел от дел, христиане из Магриба остались со мной. Но со временем количество бородачей в чалмах стало уменьшаться. Что особо и неудивительно с такой-то жизнью. Однако, честно говоря, дело не в потерях, которые среди мосарабов всегда были довольно невелики. Умелые бойцы как правило живут дольше, а эти воевать умеют на загляденье.
А дело в том, что большинство из них, просто вернулись домой, заработав достаточно для безбедной жизни.
Так вот, с недавних пор со мной оставалось всего одиннадцать человек. Эти наотрез отказывались уезжать, подчеркивая, что служат мне не за деньги. Даже жалование раз в год домой отвозили только двое выборных, которые потом обязательно возвращались.
Я особо не обольщался красивыми словами, вполне возможно, парни просто решили заработать побольше, однако, такая преданность подкупала. Пусть даже она была ложной. К тому служили они всегда не на страх, а на совесть.
А теперь, когда их осталось всего четверо вместе с самим Энвером, сломались и эти…
Впрочем, ничего из ряда вон выходящего. Когда денег уже хватает не только обеспечить детей, но и внуков — и ты понимаешь, что можешь в любой момент умереть, как это только что случилось на твоих глазах с товарищами, красивые слова о преданности сразу становятся глупыми. Тем более, что хозяин стал на такой путь, который идет со смертью бок о бок.
Хотя… хотя как-то все-таки грустновато. Потому что с этими парнями связана целая эпоха моей средневековой карьеры.
— Да и Бог с ними. Все нормально! Эти ушли, другие остались… — я плеснул себе еще арманьяка и отхлебнул из малюсенькой чашечки кофе. — Естественный процесс, все со временем меняется… — а потом неожиданно расхохотался. — Только, етить его в душу, неугомонный бастард остается самим собой…
А потом лег в постель и спокойно проспал до самого рассвета. А утром снова отправился в путь.
В Гуттене мы сделали короткую остановку, кое-что загрузили в трюм, а еще я сделал рокировку среди личного состава. Место Альмейды занял Отто фон Штирлиц, тот самый разжалованный риттер, который прибился ко мне около Нанси, что в Лотарингии. Он как раз вернулся с побывки домой. Ну а мосарабов заменили десять бойцов из личной дружины, по большей части брабантцы и алеманы. Десяти вполне хватит, с большим количеством, я буду сильно привлекать внимание. Ведь есть еще братец Тук, да Клаус с Луиджи. Рана ломбардца еще далеко не зажила, но парень на коленях выпросил взять его с собой — повидать матушку в Риме. Пришлось согласится, вдобавок включить в команду Самуила — моего личного лекаря.
Путешествие в Бретань получилось не особо комфортным и не быстрым — всю дорогу дул встречный ветер. Вдобавок, уже в бретонских водах разыгрался шторм и пришлось искать убежища в прибрежной бухте. Той самой, в которой когда-то на нас напали разбойники.
Но как бы там ни было, на исходе одиннадцатых суток, мы уже бросили якорь в бухте острова Уэссан, столице моей сеньории Молен.
В свое время дюк бретонский Франциск своим волевым решением превратил этот островной архипелаг в сеньорию и презентовал мне в качестве благодарности за некоторые услуги весьма деликатного свойства.
Плотно взяться за владение я так и не успел, но все-равно с того времени Уэссан сильно преобразился. На месте живописных развалин теперь красовались настоящий артиллерийский бастион и капитальный маяк, а в бухте появился небольшой порт. А рядом с ним большой поселок под одноименным названием с самим островом. Народ сюда я набрал в основном из самой Бретани, сманив хорошими подъемными и другими плюшками. Признаюсь, шли трудно, но со временем дело наладилось. Поселение процветает, домишки добротные, куда не глянь, пасутся стада домашней скотины и зеленеют огороды с полями. Но главный доход я получаю не с домашнего хозяйства, а с экспорта устриц, ибо архипелаг одна громадная устричная плантация. Урожай скупают на корню, причем сразу большую половину забирает бретонский двор. Золотишко течет рекой, да и сам народ богатеет. Хрен кого выгонишь, готовы в сервы* записываться плотными рядами, дабы остаться на хлебном месте.
сервы (от лат. servus — раб) — рабы, полностью подчиненные своему сеньору и служащие в усадьбе или замке феодала. Находились в личной, поземельной и судебной зависимости от сеньора. Платили: 1) поголовную подать (шеваж); 2) брачный побор за разрешение жениться (формальяж), за вступление в брак со свободным лицом либо с сервом из другой сеньории; 3) право мертвой руки, ограничивающее свободу наследования, 4) право первой ночи сеньора на свадьбе. Кроме того, сеньор мог взыскивать с серва произвольную талью, т. е. требовать неограниченных повинностей и платежей. В отличие от вилланов не имели прав перехода
