Крутая! Я уже и забыл об этой женщине. А она все еще здесь и никуда не уходит. Олеся тоже выглядит немного растерянной. Она вообще, кажется, не понимает, кто перед ней. Удивленно оглядывается по сторонам, и ее глаза постепенно расширяются по мере того, как она понимает, что возле ее палаты собралась вся наша родня. Её запекшиеся губы дрожат. А когда к нам подходит отец и, ласково ее приобняв, целует в макушку, Олеся начинает тихонько плакать.
— Ну, все! Хватит мне расстраивать жену. Мам, где наша палата? — озираюсь по сторонам. — Перевожу взгляд с Крутой на Руслана. Вспоминаю о том, чего так и не сделал: — Пока следствие не вышло на заказчика, будет лучше, если наши люди приглянут за вами. Бизнесвуменша кивает. Под ее темными глазами залегли тени, она выглядит уставшей, но предельно собранной. Мне это нравится. Руслану тоже. С таким клиентом всегда приятно иметь дело.
— Я займусь этим, — бросает тот мне. — Идите.
Оставляя за спиной родню, идем вслед за матерью к лифтам. Проходим по длинному воздушному переходу, соединяющему два корпуса. Мама что-то рассказывает в попытке нас подбодрить, объясняет… А мы только киваем и… бросаем друг на друга долгие-долгие взгляды.
Палата, в которую нас помещают, и впрямь довольно милая. Но я сейчас согласился бы на что угодно, лишь бы только остаться с Олесей наедине. Забыться в ее объятиях.
— Мне нужно в душ…
— Я не уверен, что стоит.
— Я спрашивала. Мне разрешили. Главное, быстро, и чтобы вода не была горячей.
Такой обыденный разговор, в то время как на языке вертится совсем другое… Ну, и ладно. Нужно же с чего-то начинать.
— Тогда я пойду с тобой. На всякий случай…
Олеся кивает. Помогаю ей раздеться, включаю душ. Даже в такой ситуации, при виде ее, обнаженной, член в штанах вытягивается и твердеет. Наверное, мне стоит привыкнуть к такой реакции. Сажусь на крышку унитаза, с жадностью ощупываю взглядом ее женственную фигуру. Представляю, как изменит ее тело беременность… И понимаю, что это только еще больше меня заводит. Когда Олеся выходит из душа, я раскрываю перед ней полотенце и старательно отвожу взгляд. Изнывая от мучительно-острого желания, которое не получается обуздать.
Мое внимание привлекает огромная гематома на бедре Олеси. Едва касаюсь ее кончиками пальцев. В горле пересыхает, но я все равно командую:
— Никогда… Никогда, слышишь? Никогда не смей делать ничего подобного впредь. Пообещай мне.
Оттесненная мной к стене Олеся удивленно вскидывает брови. Руки, не поддаваясь контролю, скользят выше, по ее теплой и еще влажной коже.
— Пообещай мне! — пробираюсь под полотенце, укладываю руку ей на живот. Даю себе зарок, что не стану думать об осложнениях. В этот раз я буду лично все держать под контролем, а значит, ничего плохого не произойдет. Иначе и быть не может.
— Не могу. Потому что в таком случае я тебя обману, а я больше не хочу лжи между нами. — Мне на щеку ложится ее ладонь. — Я не смогу стоять и ничего не делать, видя, что тебе угрожает опасность.
Я могу ей объяснить, что такие мальчики, как я, могут постоять за себя и сами. Но в данный момент меня интересует совсем другой вопрос.
— Почему? — сиплю я, чувствуя себя если еще не в раю, то где-то очень и очень близко. — Почему, Олеся?
— Потому что я люблю тебя.
Аминь. В моих ушах звучит хор ангелов… А колени немного подкашиваются. Касаюсь её лба своим. Почти соединяя наши губы.
— И ты только сейчас говоришь мне об этом? Только сейчас говоришь…
— Ты тоже не очень-то многословен, — шепчет Олеся мне в губы. И я удивленно замираю… Неужели она права?
— Немногословен? Да я… я жить… я без тебя… — меня накрывает волной огромной силы. Горло сжимает спазм. Я должен собраться, должен это сказать. Сказать… и не сдохнуть. Судорожно хватаю воздух и, отстранившись, ловлю на себе все понимающий взгляд.
— Тяжело тебе, правда? Может, тогда просто покажешь?
— Что именно?
— Как ты меня любишь…
Олеся отбрасывает полотенце в сторону и голой возвращается в палату. Как под гипнозом, иду за ней.
— Нам, наверное, нельзя.
— Почему? С малышами все в полном порядке, — она опускается на довольно широкую койку, опираясь на локти, и призывно разводит ноги. Устоять — нет ни какой возможности. Стремительно пересекаю комнату и осторожно укладываюсь сверху. Губами захватываю ее губы, рукой — плотнее прижимаю бедра к себе, контролируя нас обоих. Олеся дрожит. Я осторожно погружаюсь в нее и выскальзываю, задеваю головкой клитор и снова толкаюсь внутрь. Сумасшествие… которое длится, и длится. Я чувствую, что она мелко дрожит, начиная свое восхождение. Я ощущаю, как она на самом деле близка. И все вдруг становится так просто.
— Я люблю тебя. Я люблю тебя… Я люблю тебя.
Олеся закатывает глаза и с громким звонким криком кончает.
И если это не рай, то что же?
Конец
