– Я не ожидал, что ты вернешься на Границу, – сказал я.
Наверняка память о Границе оставалась больной мозолью Тьерро, но лучше сразу указать на скелет в шкафу. Тьерро был в Адрогорске вместе со мной, командовал отрядом снайперов. «Малыш» наслал на их позиции ядовитое облако. Тьерро повезло, и он выжил – один из немногих. Но ему обожгло легкие, и после того, как его увезли с Границы, его уволили из армии. Наверное, его сильней ранила не отрава, а вид умирающих, задыхающихся солдат. Тьерро всегда был чересчур чувствительным. Зря он пошел в армию, поддавшись нашим глупым мечтам о славе и почете.
– Я и сам не представлял, что снова доведется увидеть чертово дырявое небо. Но судьба и вера несут нас в странных направлениях. Честно говоря, я не очень скучаю по Валони. Я отправился туда ради целебного морского воздуха, а нашел суровее место с темными лесами и кусачими насекомыми. Хотя там спокойнее.
Он посмотрел на небо. Но сегодня оно молчало.
– Ну, надо бы нам тряхнуть стариной за бокалом «сорок девятого», – предложил я.
«Сорок девятое» когда-то было нашим любимым пойлом – жуткое дешевое вино, которое хлестали все в классе. Ну, если что и осталось из того урожая, теперь, через двадцать лет, оно стоит целого капитала.
– Может, лучше за чашкой чая? – чуть скривившись, выговорил Тьерро.
Наверное, морской воздух не слишком-то и помог его обожженной груди.
– А если серьезно, то у меня есть к тебе срочное дело. Маршал говорит, именно ты здесь занимаешься ловлей людей. Мне сказали, у тебя здесь контора. Я пошлю людей, чтобы назначили встречу.
Я согласился. Давандейн не терпелось показать Тьерро знати, так что мы пожали руки и я направился в театр, надеясь удрать от мощной одеколонной вони – но, казалось, духами тут провоняло все, будто скисшим вином в трактире. Однако меня очень взбудоражила и обрадовала встреча с Тьерро. Мы никогда не сближались настолько, чтобы зваться друзьями, но хорошо знать, что хоть кто-то из твоего класса сделал себе жизнь и карьеру, достойную упоминания. А я слишком уж часто бывал на похоронах тех, кто стоял рядом со мной на церемонии вручения дипломов.
Ненн добыла места в завидной ложе, хотя и не рядом с княжеской. Из лож вокруг свисали знамена с гербами и девизами. Эх, повсюду бесконечные статусные игры. Не театр, а нужник для аристократии.
– А, да ты постарался, – изрекла Ненн, когда я ступил в ее ложу.
– Ты и сама выглядишь уж очень по-особенному, – парировал я.
Ненн даже не попыталась приодеться. Длинный кавалерийский камзол из толстой кожи, запятнанный, вытертый на локтях и у манжет, заношенные в Мороке сапоги. И никаких придворных рапир. Ненн пришла с мечом, который заказал для нее я, с крутым железом, чтобы колоть черепа, будто орехи. Она встала и обняла меня, а я разглядел ее новый нос: гладкое черное дерево, глянцевое до блеска. Но самое удивительное – запах. От Ненн обычно несло лошадьми и элем, но сегодня она благоухала не хуже любой статс-дамы.
– Поверить не могу, что ты вытащила меня глядеть на эту дрянь, – пожаловался я. – Мы будем пялиться на истории своих жизней в исполнении недоносков, ни разу в жизни не копавших канавы.
– Если мне страдать, так и тебе со мной, – ухмыльнувшись, ответила Ненн. – Познакомься-ка. Он клевый.
Ненн указала пальцем на единственного посетителя ложи, не похожего на слугу или телохранителя. Явно солдат, постарше Ненн, но помладше меня. Смазливый. Я б таким сам мог заинтересоваться в студенческие дни, когда был склонен к экспериментам. Аккуратный, ухоженный, но очень даже мужественный.
– Капитан Бетч Давиан, – представился он и протянул руку.
Я ее пожал и ощутил себя, будто папаша на первом балу своей дочки. Глупо, но как-то так.
– От города или наемник? – спросил я.
– От Вайтланда, хоть я никогда там не был. Я родился на Границе.
– Был тут во время Осады?
– Нет, я был на Четвертой станции, – ответил он.
– Наверное, жалеешь, что не был здесь во время Осады?
Бетч удивленно посмотрел на меня – и оттого сразу мне понравился.
– Я б такого никому в мире не пожелал. Я знаю, что вы были здесь, что воевали. Ненн рассказала мне, как выросла в чинах.
То есть они зовут друг друга по имени? Отлично. Значит, трахаются, а Ненн следует трахать получше и почаще.
– Самая быстрая карьера в истории, от рядового сразу до генерала, – заметил я. – А она рассказала тебе, как быстро умудрилась скатиться вниз?
Бетч многозначительно улыбнулся. Ага, рассказала, и он вовсе не осуждает. Ненн понижали на звание всякий раз, когда она лупила высокородных петушков. За четыре года Ненн скатилась от генерала до майора, но она больше предпочитала передовую, а ее людям было наплевать на ее звание. Они еще больше любили ее за разбитые носы полковников и штабных щеголей. Идиоты высмеивали ее за простую кровь, и тогда она проливала малость их крови, чтобы показать сходство. Ни у кого не хватило духу вызвать ее на дуэль – и к лучшему, потому что нам нужны образованные генералы и офицеры, пусть и засранцы.
Ненн возилась с Амайрой, будто с домашним котенком.
– Неужто ты опять притащила ей кусок дряни из Морока? – печально спросил я.
Девочка показала мне подарок: нечто похожее на комок волос. Тот прямо на глазах свился в маленькую фигурку, напоминающую идущего за плугом фермера. Затем комок развился – и снова сделался фермером. Кусок бессмысленной страшной магии из Морока.
– Только не вздумай подносить ко рту, – предупредил я и занялся поисками местного вина, чтобы скрасить ожидаемо нудный вечер.
К моему удивлению, пьеса оказалась не такой уж ужасной. Наверное, автор побывал в Валенграде, когда город отстраивался после Осады. Главный герой – маршал Венцер, мучимый дилеммой: включать или не включать Машину, ждать ли до последнего момента, чтобы защитить еще и станцию Три-Шесть. Так мы и рассказали народу. Маршал Венцер повесился, когда Машина отказалась работать, но этого не знал никто, кроме меня. Должно быть, в конце пьесы мы увидим, как он держится до последнего на стене и погибает, овеянный славой.
– Кстати, ты заметил – нас в пьесе нет, – указала Ненн.
Когда пара молодых любовников на сцене начала целоваться, Ненн наклонилась и заорала:
– Давай, ребята, шевели языками!
Актеры с юмором относились к постоянным выкрикам Ненн, а кое-кто из сливок пожиже даже и взялся подражать, к смущению и раздражению собутыльников и аристократов постарше, успевших остепениться. Вопреки насмешкам, я заметил слезу на щеке Ненн, когда любовника убили драджи. Ненн поспешно скрыла слезу ремешком от носа.
– Ты не против, если я поболтаю по делу? – спросил я.
Ненн глянула на своего красавчика. Тот стоически выносил поток вопросов Амайры, вовсе не интересовавшейся пьесой, держался молодцом и дал нам шанс спокойно поговорить.
