Уговаривать громилу нет смысла. Он сейчас просто кукла. А легкие горели огнем. Слишком много сигар и бренди. Я слишком медленный.
Оставшийся громила махал мечом все так же мощно и неуклюже. Я распорол ему предплечье, оставил кровавую отметину на лице, рубанул по боку. Но тот не замечал. Подступил близко, рубанул, я схватил его за кисть, но прежде, чем успел вогнать меч ему в голову, здоровяк поймал мою правую руку. Огромный ублюдок, на несколько дюймов выше и шире меня – и налег. Я поскользнулся, рухнул, и эта туша навалилась на меня.
Он повернул руку, выдернул ее из моих скользких от пота пальцев, и на мое лицо обрушился локоть. Перед глазами вспыхнуло, рассыпалось искрами, на рот и нос шлепнулось что-то мягкое и мокрое, и в ноздри ударил запах больницы. Обезболивающее. Ублюдок пытается меня усыпить! Мир вокруг качался, но я настрого заказал себе вдыхать, хотя отрава все равно ползла в глотку. Полуослепший, с горящими огнем легкими, я попытался извернуться и скинуть здоровяка, но он был тяжелее и сильней меня. Я резко дернул головой и сбросил вонючую тряпку с отравой, попытался вдохнуть, но туша жала меня к земле, я не смог схватить ртом ни глотка чертового воздуха. Злой запах отравы залез в ноздри. Мать его, я сейчас отключусь.
Громила вдруг обмяк и превратился в обычные триста фунтов мяса. В его затылке оказался тесак. Я из последних сил отпихнул тушу и скатил ее с себя, судорожно втянул воздух, сплюнул, вытер рот и нос рукавом. Забрызганный кровью ухмыляющийся Малдон отпустил рукоятку тесака, торчащего из затылка громилы. Тот, кому я отрубил руку, вышиб дверь ближайшего дома и удрал.
– Было похоже, что тебе нужна помощь, – заметил Глек.
– Ты вовремя, – пытаясь отдышаться, согласился я.
– Было время, когда я бы испепелил его одним движением пальца, – поведал Малдон и щелкнул пальцами, будто колдовал.
Само собой, ничего не произошло. Я посмотрел на труп и пробормотал:
– Справились и без испепеления.
Вонь обезболивающего рассеялась, и с ним ушел из головы дурман. В виске – пульсирующая боль. Чертов локоть рассек кожу. Ладно, нет времени прихорашиваться. Внизу живота рубаха на верзиле пропиталась черным и смердела гнилью сильнее отравы, которой он пытался меня усыпить. Я опустился на колени, разодрал рубаху. От возни с живота, приблизительно в районе аппендикса, отошел кусок кожи, не похожий по цвету на остальной труп. Из разрыва сочилась гнилая коричнево-черная жижа. Как и Мароло Накомо, этот громила обратился за помощью к Саравору. Похоже на то, что, заполучив от меня кусочек силы Глубинного короля, чертов штопатель научился паре нехороших трюков. Глаза мертвеца были залиты кровью.
Я подумал про Ненн, и внутри скверно заколотилось. Что колдун в нее засунул? И что я учинил с ней, когда торговался за ее жизнь?
– Рихальт, он пахнет Оком, – сказал Малдон, втягивающий воздух носом, будто терьер.
– Думаешь, он был поблизости?
– Может быть. А может, Око использовали, чтобы сотворить с ним такое.
Я с трудом встал. Пьяный азарт драки ушел, оставив мутную усталость и необходимость снова куда-то спешить. Я посмотрел на отрубленную руку. Три пальца торчат не так. Угол слишком маленький. Наверное, криво срослись. Когда я отрубил руку, ее хозяин резво кинулся наутек. Быть может, я разрушил власть Саравора над ним? Чтобы выяснить, надо отыскать беглеца. К взломанным дверям вела кровавая дорожка. Я поднял меч, вытер его и чертыхнулся. У меня же нет зарядов для пистолета. Его я захватил по привычке, использовать не собирался, во всяком случае, больше одного раза.
– Пойдешь за ним? – спросил Малдон.
– Конечно.
– Я с тобой.
– Нет. Бери Сокола и возвращайся домой. Пусть Кассо наведет тут порядок и обязательно заберет тело к нам. Нельзя, чтобы его заграбастала Цитадель.
С тем я отправился в погоню.
По кровавому следу идти легко. Беглец прошел сквозь дом. Бедняки не ставят замков на внутренние двери – что там прятать и от кого? Затем я пошел по улицам, и, когда кровавый след стал реже, мне помогали местные. Человек со свежеотрубленной рукой хорошо запоминается. Разболелась старая рана в ноге, я захромал, при каждом шаге будто тыкало кинжалом, но черт с ним. Я позабочусь о ноге позднее, когда возьму сукина сына, притащу к нам и опрокину парочку стопок бренди. Заживет, никуда не денется.
Конечно, старина Рихальт, уверь себя в этом – и будешь как новенький.
Я ковылял через кварталы, кровавые пятна на мостовой встречались все реже, а потом, когда я свернул на широкую улицу, вовсе исчезли. Может, калека умудрился перевязать обрубок? На пороге сидел и курил трубку старик. Я спросил, пробегал ли кто-нибудь мимо дома. Нет, не пробегал. Кто-нибудь необычный? Все обычные. Старик выглядел измученным скукой. Наверняка, он подмечает всех соседей, не то что незнакомца с отрубленной рукой. Потому я вернулся на узкую улочку. Может, я пропустил дверь? Наверняка здоровая рука в крови, но взломанных дверей не видно, а те, что я попробовал открыть, казались основательно запертыми. По чистой случайности я заметил странный блеск на канализационной решетке. Я тронул рукой – кровь. Тогда я сдвинул решетку и полез в темноту.
Про городскую канализацию я не скажу ровно ничего хорошего. И все же были три повода для радости. Во-первых, по обе стороны вонючей канавы оставались дорожки, так что не пришлось шлепать по нечистотам. Во-вторых, у меня в кармане отыскалась сигарная зажигалка, а в ней достаточно фоса, чтобы освещать дорогу. В-третьих, хрящи в моем носу давно уже были исковерканы настолько, что чувствовать запахи я мог немногим лучше, чем Тнота – играть на фортепиано.
Человек Саравора был здесь. Он опирался рукой о стену, на ней остались его размазанные отпечатки. След привел меня к двери – не гнилой и пятнистой от возраста, а из нового твердого дерева. Хорошая дверь, рассчитанная на то, чтобы не пускать незваных гостей, и с большим навесным замком из черного железа. Кому надо запирать двери в канализации?
Из-под двери сочился свет, и я погасил зажигалку.
Дверь была открыта, на створке – красный отпечаток. Обезумевший от страха беглец позабыл закрыть ее.
Я вошел.
18
Чтобы меня бросило в дрожь, нужно постараться. Чертовски постараться.
Я видел столько, что обычный человек и не поверит. Я видел, как тащатся сквозь Морок призраки карнавала, обгорелые скелеты, я видел, как боги разбирают на части подобного им в сердце Машины, я видел, как единственная женщина высвободила мощь, уничтожившую целую армию. Но иногда в дрожь бросает не от магии и не от диковинной странности, а от простой человечности. Вернее, ее отсутствия. Когда я ступил за ту дверь, мир покачнулся.
Такого в моем городе быть не должно.
Наверное, этот храм стоял еще с той поры, когда не было Машины и вокруг нее еще не построили Валенград. Старые колонны – некоторые из цельного куска камня, некоторые собраны из цилиндров. В каждом углу круглые фос-светильники, соединенные грубо разведенными кабелями. Не знаю, какому богу здесь молились раньше, но теперь место использовалось крайне утилитарным образом. Здесь устроили бойню – но не для свиней и коров.
