– Если хотите сохранить руки целыми – уберите их от него, – предупредил я.
Солдаты выпустили Тноту. Один нерешительно произнес:
– Ему не разрешено убегать.
– Эти ублюдки пытаются отправить меня в Морок! – заорал мокрый от пота и смердящий Тнота.
Он не бывал в Мороке с тех пор, как мы вывезли Дантри с кратера Холода.
– Тебе не нужно ехать в Морок, – скривившись, ответил я. – Что за хрень тут происходит?
Я хорошенько рассмотрел солдат, навьючивающих припасы и снаряжение. Солдаты не походили на ленивых бездельников. Подошла Ненн, обняла нас обоих за шеи.
– Все как в старые добрые времена, – сказала она. – Рихальт, ты с нами?
– Они хотят загнать меня туда, – пожаловался Тнота.
Его голос прямо дрожал от страха. Тнота всегда изрядно боялся Морока. Это здоровый страх, он помогает навигаторам – если, конечно, те справляются с ним. Тнота справлялся, пока не потерял руку, будто нож хирурга вместе с ней вырезал и кусок души. Я уже не раз видел такое.
Среди солдат нашлось знакомое лицо. Капитан Гарлинг Штрахт служил на Границе еще до того, как я увидел ее. Он миновал свое пятидесятилетие, будто плывущее по реке полено, спокойно и равнодушно. Он облысел, остатки седых волос заплетал в косичку на затылке. Обветренное лицо покрывали морщины и ямины, словно облака – небо над головой. Капитан провел больше времени в Мороке, чем любой из ныне живущих. Скверная магия впиталась в его кожу, сделала ее смугло-желтой. Я узнавал его за милю.
– Гурлинг, привет, – сказал я. – Сколько лет, сколько зим.
Штрахт посмотрел на меня, крякнул и принялся жевать лакрицу. В капитане давно уже ощущалось что-то глубоко нечеловеческое. Ему следовало бросать, как только Морок начал заползать в тело и душу. Но Гурлинг уже тогда был лучшим разведчиком. Морок невозможно изучить, он постоянно меняется, но Гурлинг все-таки знал его лучше всех.
– Галхэрроу. Следовало бы догадаться, то ты еще жив.
– Мне тоже иногда трудно в это поверить, – любезно заметил я.
Штрахт издал булькающий звук, отдаленно напоминающий смех, но прозвучал он, как шорох пыльной тряпки, будто у капитана отказали легкие. Одет он был в настоящие лохмотья, щеки ввалились, под ногтями грязь, в руке – стакан с вином, и, похоже, далеко не первый.
– Весело выглядишь, – заметил я.
– Ха, я таки нашел ублюдков, швыряющих огонь с неба.
Меня захлестнула горячечная злая радость.
– Где??
Я уже вообразил себе грохот пушек, свист клинков. Ненн права: надо мстить.
– Хрустальный лес. Девять дней к востоку. Ну, по крайней мере, недавно был там.
Я чуть не подпрыгнул от восторга. Ведь это я посоветовал Давандейн послать туда Штрахта! Хрустальный лес был, на самом деле, не лесом, а мелкой широкой впадиной, где из красного песка торчали толстые высокие друзы горного хрусталя. Они заполняли несколько квадратных миль – несколько тысяч торчащих нестройными рядами огромных кристаллов. Когда ветер свистел в них, звуки неприятно резонировали, складывались в жутковатые стоны. Нехорошее место, на пару с кратером Колда. И такое же стабильное.
– Днем драджи ломают и стаскивают в кучу кристаллы, – рассказал Штрахт. – Мы проскользнули ночью, прикончили часовых. Там восемь колдунов-«певцов», никогда таких не видел. Огромные, размером в медведя, но, наверное, жирнее. И легкие у них больше лошадиной задницы. От их пения все и происходит. Начинают чертовски громко орать, кристаллы светятся. Потом часть собранной днем кучи срывается и несется в небо.
Да, ничего себе песня.
– Значит все просто, – заключила Ненн. – Мы едем туда, где эти певцы.
– Что-то мне подсказывает, что не все так просто, – заметил я.
– В жизни просто не бывает, – проворчал Штрахт и обвел взглядом окрестности – искал еще вина.
Расторопная служанка тут же вручила ему кружку, стараясь не коснуться руки. Наверное, она думала, что отрава, окрасившая кожу Штрахта в медный цвет, заразная. Наверное, она была права.
– Сталь – это просто, – возразила Ненн. – Подошел, махнул – и готово. Я много раз пробовала, и всегда получалось.
– Вот подойти как раз и непросто. Я насчитал там тысячи с три солдат-драджей.
– Изрядно, – заметил я. – А у нас куча солдат удрала с Давандейн. Валенграду не хватит сил одолеть три тысячи драджей, да еще так далеко в Мороке.
– Так-то оно так, – согласился Штрахт. – Но солдаты уходят ночью. Наверное, не хотят портить звук. И тогда колдуны уязвимы.
– Так чего ж вы их не грохнули?
– Их караулит парочка «малышей», причем один – особенный. Может, новая порода. С виду вроде как обычный, но лицо чешуйчатое, как у драджа, и сзади хвост. Мы против них не рыпнулись, не самоубийцы же.
Конечно, там будут «малыши». Но рыбий хвост и чешуя на лице – это новости. Похоже, таких видел Леван Ост. Саравор отправил экспедицию на встречу с ними незадолго до того, как взломал подвалы Нархайма. То есть вот и первая хорошая зацепка об экспедиции Оста с тех пор, как Накомо разорвал себя в клочья.
Хотя тут вряд ли удастся выудить многое. Шансы взять «малыша» живьем и хорошенько его допросить практически нулевые. Но если ночные атаки связаны с тем, что делает в Валенграде Саравор? С его новой чудовищной силой? Это обязательно следует проверить.
А заодно и отомстить за кучу оборвавшихся жизней.
– Я с вами, – объявил я. – Какой план?
– План – это мы, – сообщил подошедший Тьерро.
Он нес на плече седло, взгромоздив его прямо на белоснежный накрахмаленный кафтан. На рукаве – полумесяцы, знак генеральского чина. Однако неплохая карьера. Он указал на солдат вокруг нас.
– Полсотни моих лучших стрелков, полсотни лучших кавалеристов Цитадели. С нами два оставшихся у полковника Коски боевых «спиннера», Свидетель Глаун, Свидетель Валентия и я, чтобы противостоять «малышам». Едем туда, убиваем колдунов и возвращаемся.
– «Устав офицера Границы» рекомендует трех «спиннеров» против одного «малыша», – напомнил я.
– Да, шесть было бы здорово, – согласился Тьерро. – Но нас всего пятеро, и придется обойтись.
– Тьерро, так ты у нас теперь главный?
– Дезертирство Давайдейн оставило силы Цитадели весьма подорванными, – непринужденно ответил тот. – Большинство «спиннеров» ушло с ней, а без них никакой экспедиции.
Надо отдать ему должное: у него хватило духу самому пойти в Морок. Только три типа людей соглашаются добровольно идти туда. Но я бы не посчитал Тьерро жадным, отчаянным или глупым. Хотя, конечно, чрезмерную уверенность в себе можно считать разновидностью глупости.
– Зачем вам Тнота? – спросил я. – У Штрахта есть свой навигатор.