Ее пальцы потянулись к моей щеке, но обожгли ее, даже не коснувшись. Они были жарче орудийного ствола после залпа, но я даже не содрогнулся. Я накрыл их ладонью. Она прошла их насквозь – но взорвалась обжигающей болью, и все мое нутро будто скрутило, затрясло. Магия Морока пыталась изгнать чужеродное. Языки пламени лизнули ее плечи и ладони, затем ее лицо. К щеке будто приложили раскаленную головню, но я не хотел, чтобы эта боль уходила. Если это все, что осталось от Эзабет в моем мире, то пусть. Я вытерплю.
– Если мне придется расколоть небо и раздробить землю, с корнем выдрать горы и утопить их в гребаных океанах, если потребуется сотня лет – я все равно найду тебя и верну, – поклялся я перед статуями Справедливости и Милосердия.
Я уже не видел лица Эзабет. Пламя закрыло ее целиком. Но мне показалось, я различил ее последние слова:
«Я ЗНАЮ».
А потом она исчезла.
38
Грудь Тьерро вспороло осколками канистр, обнажились почерневшие легкие. От них исходил тяжелый гнилой смрад. Такое уже не скроешь и ванной одеколона.
Прощай, старый приятель. Ты не был плохим человеком.
– Она настоящая, – прохрипел свидетель Глаун.
Он лежал у судейской трибуны и выглядел очень скверно.
Валия спряталась за юбками статуи Духа милосердия, и, как ни странно, подле нее совсем не падали обломки. Похоже, Валию ее спасение поразило не меньше, чем меня. Вряд ли среди взрывов ее защитила простая слепая удача. Бледная от испуга, она нерешительно кивнула мне, я кивнул в ответ – и тут на меня бросилось тоненькое, по-паучьи цепкое существо, едва не сбившее меня с ног. Амайру густо покрывали сажа и пыль. Я осмотрел ее на предмет увечий, не обнаружил их и прижал ее к себе так сильно, что Амайра замолотила меня кулаками по спине – требовала выпустить, чтоб я, такой-эдакий, не задушил ее.
– Ты пришел за мной! Ты пришел, – выдохнула она и залилась слезами.
Я смолчал, потому что слова застряли в глотке, и снова прижал Амайру к себе, но уже чуть слабее.
– …Ну я ж тебе пообещал, – наконец просипел я.
Амайра прижалась крепче.
– Это же была она, на самом деле она, – с усилием выговорил Свидетель Глаун.
Деревянная балка с галереи проткнула его насквозь. Он истекал кровью. Кровь пузырилась на губах. Я отцепился от Амайры, подошел к Свидетелю и уселся рядом на ступенях.
– Да, это она, – подтвердил я.
– Это не иллюзия. Не трюк фокусника.
Должно быть, Свидетеля терзала лютая боль, но на его лице было без малого благоговение. Я взял его руку в свою. Его пальцы совсем лишились сил, но он все же сумел чуть согнуть их, коснуться моей ладони.
– Не иллюзия, – подтвердил я.
– Она была настоящей женщиной?
– Когда-то ее звали Эзабет Танза. Она спасла Валенград и дорого заплатила за это. Но она – не бог. И никогда не хотела им стать. Это было бы слишком мелко для нее.
– Она… великолепна, – выдавил из себя Глаун и поперхнулся кровью, закашлялся.
Кровь запузырилась на губах. Он по-настоящему верил в Светлую леди – может, единственный из всех орденских главарей. И он умирал. Вся его вина была в том, что он оказался глупцом – но все мы по-своему глупцы.
– Видел бы ты ее живой.
– Мы видели только то, что хотели видеть. А я так хотел! Мы все время считали, что она приходит к нам.
Он попытался рассмеяться – зря. Его скрутило от боли. Умирающим не стоит насмехаться над собой.
– Мы ошибались. Она приходила к тебе.
– Она всегда удивляла и меня.
Все-таки, смерть – поразительный абсурд. Он смеялся, пока не умер.
Полуживая от страха и радости Валия пробралась к нам, опустилась на колени и закрыла Свидетелю глаза. Мы бессмысленно и понимающе посмотрели друг на друга, я положил руку ей на плечо, она закрыла глаза, бесконечно довольная тем, что может просто дышать и жить.
– Капитан-сэр, что нам делать теперь? – спросила Амайра.
Я медленно выдохнул, посмотрел на ней. Что же, она заслужила ответ.
– Теперь мы убьем колдуна, – сказал я.
* * *
Большие пушки умолкли, слышалась только частая пальба из мушкетов, перемежаемая вытьем светострелов. Она уже доносилась не только от стен. Войска Давандейн вступили в город и начали прорубаться сквозь улицы. Око Шавады наверняка уже вдосталь напиталось душами и приготовило пятнистому ублюдку желанную победу.
Настроение среди горожан отчетливо изменилось. Они не ожидали настолько быстрого падения ворот и теперь боялись за себя и родных.
– Мой парень-то совсем малолетка, чуть ружье держит, – сокрушалась заботливая мамаша.
– Я был уверен в том, что она появится. Где же она? – пробормотал отец семейства с выводком ребятишек, цеплявшихся за ноги.
– Моей старухе следовало уйти в отставку уже много лет назад, – согласился его сосед.
Они все уже сняли капюшоны. Восторг и благолепие куда-то подевались, туманные обещания Высоких свидетелей стали далеким миражом, а вот предчувствие нехороших людей с острым железом быстро превращалось в предвидение близкого будущего. Многие еще оставались на улицах, но страх быстро сгущался. У западной стены горело – наверное, залетело шальное ядро или взорвался светострел, – но никто не спешил тушить. Пожарные или разбежались, или взяли в руки оружие. Похоже, Давандейн останется править лишь кучей трупов, заваленных пеплом.
Я положил руку Валии на плечо, она помогла мне идти. У меня болело в дюжине мест, ныл ожог на щеке, жутко донимала старая рана в ноге. Кто-то пытался помочь нам, но я отмахнулся. В конце концов мы отыскали лошадей и остаток пути до убежища Малдона проделали верхом.
– Как ты его остановишь? – спросила Валия.
– Еще не знаю. Если ничего другого не сработает, попробую отрубить голову.
– Капитан-сэр, это не очень хороший план, – заметила Амайра.
– Когда мы приедем к дому Глека, останешься там до тех пор, пока все не закончится.
– Раньше я уже пряталась. Это ни помогло никому. Даже мне, – сказала Амайра.
* * *
– Надо же, я только вчера думал, что ты выглядишь хуже некуда, – заметил открывший дверь Глек.
– Уж поверь, могло быть и хуже, – сказал я.
– А, так ты их уделал, – заключил он и криво ухмыльнулся Амайре.
Кажется, она ему нравилась.
– Я тебя ненавижу, – буркнула девочка.
Я позволил им вычистить ожог на моем лице дешевым виски. Я не ощущал половины пальцев на правой руке. Ну, я пытался проткнуть ими дыру между мирами. Но они еще сгибались, и это было здорово. Остаток виски я выпил. Руки еще дрожали от Морока, виски расплескивался и тек по подбородку.
