Док первым полез на стену. Я за ним. Лестница вроде пожарной на старых домах; перед глазами красные кирпичи с выкрошенным в щелях раствором; прямо над головой ритмично двигаются подошвы Дока. Я не думал в этот момент ни о чем, впал в какой-то странный транс, завороженный ритмом ступенек, рисунком кирпичей и мельканием Доковых ботинок над головой. Левая рука – правая нога – правая рука – левая нога, вверх, вверх, вверх, вверх… Казалось, что это никогда не кончится, но оно кончилось. Док последний раз подтянулся и сначала сел на гребень стены, а потом поднялся во весь рост. А я и высунулся, посмотреть, что там с ним произойдет. Там, за стеной, был наш город, как он и есть, если посмотреть на него с высоты. Я увидел, как высоко мы забрались – даже башня с часами на перекрестке осталась ниже, я смотрел сверху на ее шпиль. Я подумал, что ветер здесь, наверное, сильный, но Док стоял спокойно. И никаких хитрых установок с излучателями, вообще ничего необычного. Я успел удивиться и даже испытать что-то вроде разочарования: что за глупый розыгрыш.
Вспышка возникла прямо посреди ясного синего неба, как будто весь город перед нами был не настоящий, а нарисованный – невероятно реалистичная картина, фотообои. И как будто в бумаге, посреди неба, прожгло дырку, и из нее полыхнуло так, что дома, деревья и небо с редкими облачками на миг стали плоскими. И в то же мгновение Док покачнулся, нелепо взмахнул руками и рухнул лицом вперед. И оказалось, что город «нарисован» не только на вертикальной плоскости перед нами, но и на горизонтальной, начинавшейся прямо у ног Дока, от самой кромки кирпичной стены, на которой он стоял и из-за которой я выглядывал. Док полетел вперед, но вместо того чтобы упасть вниз с высоты, мягко скатился по серому мареву куда-то влево. Еще через секунду, стряхнув Дока в небытие, марево выровнялось и снова раскрасилось стенами, крышами, деревьями и чирикающими воробьями.
Почему я не плюнул на всё и не спустился обратно вниз по лестнице? А что мне там было делать, внизу? Поднимать бунт против серьезных людей? Предупреждать остальных? О чем предупреждать – о том, что мы живем в нарисованной на обоях реальности, в которой Дока больше нет? Не знаю, может, и стоило. Но тогда я был настолько оглушен, что, как заводной, подтянулся, перекинул ногу через гребень стены, сел, потом поднялся и, сжав челюсти, уставился в ту же точку, в которой небо вспыхнуло несколько секунд назад. И оно вспыхнуло снова, безошибочно нацелившись точно мне в грудь. Я зажмурился – но боли не было, просто мягкий толчок и ощущение замедленного падения, как будто сквозь вату. А когда я открыл глаза, Док уже успел подняться на ноги и спокойно, деловито отряхивал пыль со штанов.
А дальше, я так вспоминал во сне, серьезные люди учли ошибку: остальные поднимались на стену уже по одному, и никто больше не видел, что случается с предыдущим. Нас не обманули, мы действительно остались живы и целы, а что мир будет для нас прежним – этого нам никто и не обещал. Вот так и вышло, понимал я, что мы с Доком помним, но не говорим об этом даже между собой. И с остальными не говорим. Но я точно знаю, что Док помнит, а другие не помнят – потому что поодиночке люди легко все забывают, а он забыть не может, потому что я был с ним и его видел. И я понимал – тогда же, во сне, – что в нашей команде еще кое-кого не хватает – кого-то, кто тоже был до того эксперимента.
И я боюсь. Боюсь, что если расскажу Гайюсу про этот сон, то меня аккуратно изымут из этой реальности и денут неизвестно куда. И не только меня. Еще Дока. Потому что я не уверен, что это сон. Современная физика – страшная наука.
1. Магда
Хлеб еще теплый. Бобби называет его вероятностью хлеба и выставляет на стол тарелки и кувшины с вероятностью мяса, томатов, зелени, сыра, воды, вина. Они неторопливо обедают, сдвинув в одну большую кучу все вероятности сломанных зубочисток. Бобби варит новую бадью кофе, вынимает из холодильника коробку эклеров.
– Отлично, – кивает Док. – Мне давно не хватало эклеров, я когда-то очень любил пить крепкий кофе без сахара, запивая холодным яблочным соком, и непременно с эклером.
– Отлично! – вторит ему Бобби. – У меня есть яблочный сок. Из пакета. Сойдет?
– Вполне.
– Док, у меня к тебе тоже есть один вопрос… Ну, вроде твоего про Климпо, только про другое.
– Чтобы проверить, есть ли ты на самом деле?
– Ага.
– Хорошо, – машет рукой Док, – только дай еще твоих отвратительных зубочисток, а то у меня кончились. Давай покончим с ними. Хоть какая-то определенность наступит в нашей жизни, а?
Бобби наклоняется над коробкой, шарит в ней рукой, поднимает, заглядывает.
– Ты не поверишь, Док. Та была последняя.
Они слышат, как в замке поворачивается ключ. В тот же миг оба оказываются по сторонам от двери в прихожую, прижавшись к стене – без единого звука, в руках оружие. Слышен скрип колесиков чемодана, стук стряхиваемых туфель и нежное воркование:
– Боже, божечки, какой он милый! Роберто, если ты дома, я тебя обожаю, слышишь? Ты даже не поменял замок! Ты меня ждал? – она заглядывает в кухню, и видит их, стоящих по обе стороны двери, как почетный караул. Ее не узнать; такими не приезжают из Непала: тонкие колготки, платье «принцесс» из малиновой тафты, белая кофточка с кружевным воротничком, остриженные в шапочку волосы с розовыми прядями.
– Мадлен? – шепчет Док.
– Терминатор, я так скучала! – не обращая на него внимания, она кидается на шею Бобби. – А где мои зубочистки? Ты же сохранил мои зубочистки? У меня потрясающая концепция!
Бобби кусает губы, краснеет; Док зажимает рот рукой, глотая смех, сползает по стене. Кивая, шепчет из-под ладони: они кончились, кончились.
Хрустальный череп
Вываливаясь из окна библиотеки в буйно заросший сад под безлунным небом, он понимал: смог уйти только потому, что умел кое-что, чего не умел он сам. Он сам? А кто – он? Который из них?
Я – Рей. Нет, я – Док. Кто я такой?
Пройдя стремительной тенью через запущенный сад, перемахнув через стену и поднявшись на узкую крышу двухэтажного длинного дома, ступеньками изгибающегося вдоль темной улочки, он помчался между высоких кирпичных труб, прячась в их тени, прилипая к старой черепице, мимоходом заглядывая в слуховые окна, выбирая, где сменить маршрут. Это делалось автоматически, и свободной частью сознания он как бы ощупал себя изнутри.
– Я – Рей.
– А я – Док. Мы уйдем.
– Не уйдем. Чип.
И Док понял, что знает про чип, потому что про него знает Рей. И понял, что бежать и скрываться бессмысленно: его передвижения с орбиты – как на ладони.
Но пока что он бежит, и ему даже удалось оторваться от погони – и здесь, в каменном лабиринте старого города, до него не так легко добраться. Есть несколько минут – думай, думай! И беги, то и дело меняя направления и уровни, сворачивая и поднимаясь, молясь, чтобы здешний город не отличался от того Вирварбурга, который он считал своим.
