– И нас натягивают на одинаковое, – ядовито шепчет белая.
– Да уж! Мы должны хотя бы сами друг друга узнавать и…
– И не ждать друг от друга невозможного.
– И что одна заменит другую.
– Или что мы всегда обязательно должны ходить вместе.
– Или что мы одинаковые.
– И хотим одного и того же.
– А мы разные!
– Абсолютно.
– А они думают, что одной без другой не бывает.
– Так кто из вас кто? – спокойно спрашивает Гайюс, отказавшись разбираться в этом самостоятельно. В конце концов, это их дело – и пока они сами не разберутся, не разберется никто.
– Да мы-то разбираемся!
– Док тоже, – вспоминает Гайюс. – Он говорит, что ты любовь, а ты – жизнь.
– Кто-кто? – жадно кидается рыжая.
– Кто из нас?
– Ты, – говорит Гайюс, показывая на одну из них, – любовь. А ты – жизнь.
Они тихонько сидят, сложив руки на коленях, как примерные ученицы. Целую минуту так сидят. Ну, во всяком случае, не меньше тридцати секунд. Хотя тридцать секунд тишины в их исполнении – это целая вечность. И они сидят целую вечность и смотрят друг на друга, смотрят, не отрываясь, как будто стараются запомнить, кто из них кто.
– Ну хотя бы ты не забудешь? – поворачивается одна из них к Гайюсу. – Хотя бы ты будешь знать?
Он качает головой.
– Не уверен, что Док правильно вас называет. Судя по тому, что он творит, он здорово путает вас и не отличает одну от другой. Как будто вас в самом деле одной без другой не бывает.
– А мы бываем? – морща лоб, одна из них смотрит на Гайюса в большом сомнении. Вторая хмурится:
– Док не хочет, чтобы мы были отдельно.
– Сейчас здесь вы, а не Док, – твердо говорит Гайюс. – Сейчас имеет значение, чего хотите вы. Каждая из вас.
– Обойдусь без тебя, – шипит Мадлен, кажется, она и есть Аморет.
– Я-то без тебя точно не умру, – наверное, это Зое, и она, как всегда, говорит громко.
Гайюс видит, как побелели костяшки переплетенных пальцев – кажется, они переломают их другу другу и не заметят, так вцепились. И когда одна из них замечает его взгляд, она, похоже, несколько смущена, но не пытается вырвать руку из руки сестры, а только расправляет свободной рукой складки платья. Теперь Гайюсу видны только воланы, оборки, рюши, кружева и ленты – идеальный камуфляж.
– Хорошо, – вздыхает он. – Начнем с начала. Кто вы? Чего вы хотите?
– Да нас всё устраивает, – говорит одна, и вторая согласно кивает:
– Только бы не путали нас, тогда и мы разберемся.
– Ну, постепенно.
– Со временем.
– Потом.
И они сидят, молча смотрят в пол. Гайюс забывает следить за временем: в этом нет никакого смысла, когда они разбираются между собой, потому что они и есть время.
Потом дверь приоткрывается, и третья заглядывает в кабинет.
– Можно?
И, не дожидаясь ответа, входит.
Правильные ответы
– Знаешь, – говорит Гайюс коллеге (кофе-сэндвичи-Камилл), – я опасаюсь, что Док слишком сильно раскроется в своих записках.
– Это книга, – поправляет Камилл.
– Да, про слонов, – уточняет Рене.
– Смешно, – говорит Камилл, но не смеется.
Гайюс продолжает:
Раскроется сам и раскроет нас. Что к чему, почему всё и что это за эксперимент, о котором он упоминает.
– Не раскроет, – качает головой Рене. – Не получится.
– Цельной картины он не даст, это понятно. Но по косвенным признакам…
– Я слежу за этим, – кивает Камилл. – Все нормально.
– То есть объяснений там, разгадки – не будет?
– Нет.
– Тогда – бедный Док! Никто не станет читать его книгу.
– Уже читают.
– Ну, значит, никому она не понравится.
– Да ладно, коллега. Тот, кто дочитал до этого места, абсолютно точно читает не ради разгадки.
– А ради чего еще читать эту фантасмагорию?
– Ради надежды.
– Ну, он сам признается и на пальцах объясняет, что надежды нет.
– Надежда всегда есть.
– Вопрос – на что.
– На что-нибудь. На то, что произойдет чудо. А если не произойдет, то хотя бы самого страшного не случится. Умирать тоже можно по-разному.
– Ну да, ну да.
– На то, что любовь не перестанет даже в аду.
– Говорят, что ад – это полное отсутствие любви.
– Значит, всё-таки на чудо.
– На то, что сам выдержишь и останешься верен себе и тому, кого любишь, но в первую очередь – себе. И, теряя всё, не потеряешь всего. Не потеряешь согласие с собой, мир с собой.
– Я уже не понимаю, кто из нас что говорит.
– Я слежу.
– И?
– И тоже уже не понимаю.
– Ладно, – качает головой третий, – оно надо? Даже Док нас не различает, а нам-то это для чего?
– Вот нам как раз это необходимо, потому что…
– Кстати, вам не кажется, коллеги, что мы сейчас очень напоминаем те три темные фигуры, которые объясняли Доку, почему он не прав?
– Это ты к чему?
– А я вообще не собираюсь ничего объяснять Доку. Пусть лучше сам мне объясняет.
– В первую очередь – себе.
– Ну, для этого мы и нужны. Чтобы он сам понял, что к чему.
– Это ты про неэкспертную позицию терапевта?
– Давайте вот без этого, а?
– Без чего?
– Без умных слов.
– Это ты еще умных слов не слышал.
– Слышал. И сам умею. Но не хочу.
– Интересно, с чем это связано.
– Хочешь поговорить об этом?
– Нет, я хочу с этим побыть.
– Брейк.
– Просто хотелось внести немного различий.
– Чего их вносить, они и так есть.
– Ну, заметить.
– Различия между нами и теми темными фигурами?
– Нет, различия между нами.
– Ты это ты, а я это я.
– А я тогда кто?
– Видимо, он.
– Или Оно.
– А вы тогда?..
Ночь на маленькой площади шумна и яростна. Окна всех кофеен освещены – такое дело, фестиваль-флешмоб, непременно понадобятся чай-кофе-вино-сэндвичи-мороженое в огромных количествах. Золотой свет озаряет булыжную мостовую, тени множества людей качаются и мелькают по стенам старых домов.
