Средств, получаемых от экспорта продукции местных промыслов и сельского хозяйства, было явно недостаточно для того, чтобы обеспечить все возраставшие запросы знати. Более того, ни скотоводство, ни тем более слаборазвитое степное кочевое земледелие не могли в полной мере обеспечить жизненные потребности татар. В условиях значительного перенаселения Крымского полуострова, в особенности после того, как он принял многочисленные улусы покоренной Менгли Гераем Большой Орды, местной крымской экономики явно было недостаточно, чтобы прокормить все население. Далеко не случайно современники называли Таврический полуостров землей, «не сильной кормом» – он не мог сам прокормить собственное население и постоянно нуждался в привозном хлебе, поставлявшемся из Турции и соседних областей юга Украины, например из Путивля. При этом Османская империя, сама остро нуждавшаяся в продовольствии и привозном хлебе, не могла сделать поставки продовольствия на полуостров регулярными.
В геополитических условиях того времени и в полном соответствии с давними историческими традициями это неизбежно вело к тому, что главным способом добычи средств к существованию становилась война и грабительские набеги – сабля была в этом случае таким же орудием труда для добычи хлеба, как соха для землепашца, снасть для рыбака или инструмент для ремесленника. В современной научной литературе по отношению к экономической составляющей набегов кочевников употребляют иногда словосочетание «производство добычи», а по меткому выражению украинского казацкого летописца Самуила Величко (1670 – после 1728 гг.), для крымских татар это была настоящая «неробська праця» – «бездельничья работа». «Иван, ты спишь [а] я тружусь, связывая тебя», – передает Михалон Литвин слова татарских воинов, насмехавшихся над захваченными в плен русскими.
Война для крымцев была разновидностью экономической деятельности, обычным ремеслом, в той же мере опасным, сколь и доходным. Доминиканский монах Жан де Люк в 1625 г. и вовсе утверждал, что «другого занятия, кроме войны, они (татары) не знают». Уже в XVIII в., когда была предпринята попытка пресечь набеги племен ногайцев, те прямо заявляли, что не имеют иного ремесла, кроме военных набегов, и они не смогут существовать, если у них отберут возможность грабить соседей. «Беи и мурзы были такими же рыцарями-разбойниками в степях Восточной Европы, как их украшенные благородными гербами “коллеги” на больших дорогах Запада, с одинаковой легкостью приносившие в жертву материальной выгоде человеческие жизни – свои и чужие», – отмечал один из известнейших историков крымских татар Валерий Возгрин.
Таким образом, крымские татары систематически вели войны и предпринимали походы для грабежа населения соседних стран и угона их в рабство с самого начала существования Крымского ханства, продолжая тем самым устоявшуюся практику времен Золотой и Большой Орд. Набеги на литовские, польские, московские, валашские «украйны» были для крымцев привычными – без походов не проходило ни одного года. Необходимость прибегать к грабительским набегам как к возведенной в систему практике свидетельствует о крайне низкой эффективности татарского кочевого скотоводства и земледелия. Они были практически не способны произвести прибавочный продукт, сколько-нибудь значимый для того, чтобы пережить малейшие проявления стихийных бедствий, например засухи, испепелявшей посевы и ведущей к гибели урожая, или морового поветрия – эпизоотии, косившей стада.
В неурожайные годы татарам грозил настоящий голод и без набегов крымцы банально не могли прокормиться, о чем красноречиво свидетельствуют источники, пестрящие сообщениями о том, что Орда «голодная добре», «охудала», стала «бесконна», а татары «истомны». Даже улусные мурзы, пусть иногда и притворно, но с завидным постоянством жаловались на крайнюю бедность. Что уж говорить в таких условиях о простых татарах! В донесениях московских посланников из Крыма постоянно идет речь о голоде, падежах лошадей и скота, вымирании местного населения вследствие стихийных бедствий.
Компенсировать все эти потери за счет ввоза продовольствия можно было бы в том случае, если бы татарам было что предложить взамен. Однако единственным, что Крым с завидной стабильностью мог предложить на внешнюю продажу соседям, был мир как отсутствие войны. Крымские ханы буквально продавали мир Московскому царству или Речи Посполитой, получая взамен от них богатые «подарки» и «поминки», «казну» и «жалования». Важным условием такой продажи выступала боеспособность татарского войска и предпринимаемые им время от времени походы. Они должны были демонстрировать «покупателям» ценность приобретаемого товара и выгодность сделки, ведь выплата дани зачастую обходилась существенно дешевле, чем затраты на ведение войны, а также человеческие и экономические потери, понесенные вследствие боевых действий. Посол польского короля Мартин Броневский писал о выплате дани крымскому хану со стороны соседних правителей: «На основании договоров хан ежегодно получает дань от польского короля, великого князя литовского, великого князя московского, господаря молдавского и других соседей. Их послы являются сюда ежегодно. Хан принимает их иногда довольно снисходительно и ласково, а иногда более чем варварски, оскорбляет или слишком задерживает».
Выражение «торговля миром» было, в случае характеристики внешней политики Крымского ханства по отношению к ближайшим оседлым соседям – Речи Посполитой и Московскому царству – не просто фигурой речи, а практически государственной внешнеполитической стратегией. К примеру, в 1517 г. хан выдвинул условие, чтобы московский царь присылал ему поминки большие, чем те, которые выплачивали литовцы и поляки. А иногда при дворе крымского правителя и вовсе происходили своеобразные унизительные для участников аукционы, на которых представители московского царя и польского короля соревновались в щедрости обещаний выплаты дани, чтобы тот, кто заплатит больше, был на некоторое время защищен от нападений татарских орд. Поминки в такой ситуации могут характеризовать скорее не как дань, а как откуп.
Товаром во время таких торгов, как видим, был мир, который Крымское ханство собиралось подороже продать самому расщедрившемуся покупателю. Проигравший же тоже вынужден был платить, но уже не данью, а «натурой» – живыми людьми и разграблявшимися материальными ценностями, а также ресурсами, которые тратились на организацию обороны: создание, вооружение и содержание боеспособной армии и строительство пограничных линий – так называемых «засечных черт» в Московском государстве, ведение боевых действий.
Можно, конечно, осуждать такое поведение позднесредневекового государства крымских татар на международной арене, называть его политику хищнической, и это не единожды делали в научно-популярной и публицистической литературе. Однако сложно при этом не заметить, что политика Крымского ханства весьма напоминает поведение на международной арене некоторых современных держав, которые, будучи неспособными конкурировать с мировыми лидерами во всех остальных сферах, кроме военной, пытаются выторговывать себе преференции, именно продавая мир и угрожая в случае игнорирования их условий превратить планету в радиоактивный пепел. Согласитесь, на таком фоне политика крымского государства, практически безопасная для выживания человечества, уже не выглядит такой уж людоедской и человеконенавистнической. Злодеяния погибшего государства XV–XVIII вв. меркнут перед происходившим в ХХ в. и совершающимся сейчас, а желание клеймить и жечь глаголом Крымское ханство и вовсе пропадает, когда приходится сравнивать уровень образования, накопленный исторический опыт и экономические возможности подданных крымского хана и граждан практически любого из современных так называемых «цивилизованных» государств, в особенности претендующих на то, чтобы быть сверх- или супердержавами.
