Первые два столетия существования Крымского ханства прошли в непрерывных военных походах и грабительских набегах, которые порой было трудно отличить один от другого, особенно непосредственным рядовым участникам и их жертвам. Из года в год крымцы, которых привлекали к участию в боевых действиях турки-османы либо подстрекали их к этому, частенько воевали и по собственной инициативе. При этом долгое время – вплоть до конца XVII в. – они вели боевые действия вполне в соответствии с известной доктриной высшего советского партийного руководства накануне Второй мировой войны – «малой кровью и на чужой территории». Все войны крымских ханов этого времени, причем даже совместные с турками походы против Ирана или европейских государств на Балканах, были завоевательными, однако не в смысле стремления присоединить к территории полуострова какие-то новые земли, а в плане завоевания разного рода материальных и не менее значимых символических трофеев. Захваченные рабы и материальные ресурсы высоко ценились, однако не в меньшей, а то и в большей степени ценилось доблестное участие в битве, возможность быть отмеченным за свою отвагу кем-то из военачальников или даже самим ханом, в конце концов – побахвалиться рассказом о своем героизме в кругу друзей и знакомых или даже услышать рассказы о собственном героизме от совершенно незнакомых людей. Статус доблестного воина был даже в чем-то значимее материального богатства, которое такие люди ценили меньше, ведь оно приходило и уходило и новые трофеи могли принести лишь верный конь, острая сабля, закадычные побратимы да чистое поле.
Воевать же с целью захвата территории для сбора дани с подконтрольного населения для крымцев не было никакого экономического либо политического смысла. Гораздо выгоднее было нападать на оседлое население соседних государств – прежде всего Речи Посполитой и Московского царства – и грабить его. В этом плане Крымское ханство ничем не отличалось от других кочевых государств, которые были абсолютно не заинтересованы в захвате территорий. Изымать же ресурсы у соседнего оседлого населения орда могла двумя путями – либо взимая с него дань, либо грабя. Поскольку силы Крымского ханства были меньшими, чем у Улуса Джучи времен его расцвета, а у Московского царства и Речи Посполитой даже по отдельности значительно большими, нежели у государств Руси эпохи раздробленности, то принудить их ни одновременно, ни по отдельности к систематической выплате дани было для крымцев уже невозможно. Зато можно было достаточно долго играть на противоречиях между этими двумя соперничавшими между собой за контроль над землями Руси государственными образованиями, оказываясь в ситуации третьего, получающего выгоду, и понемногу, но стабильно, а нередко и весьма существенно грабить каждое из них. Затраты на ведение боевых действий при этом практически всегда были гораздо меньшими, чем получаемая добыча, что позволяло вести такого рода захватнические войны сколь угодно часто.
Оборонительных войн на собственной территории полуострова, отдаленно напоминающего общепринятое изображение сердца, Крымское ханство в первые два века своей истории, за исключением отдельных моментов противостояния Османской империи, не вело. Высокая Порта надежно прикрывала Крым со стороны Черного моря, ставшего в то время Турецким озером, а узкая нить Перекопа с надежной крепостью на ней и широкая полоса безводных и безлюдных степей – Дикое поле – перекрывали путь на полуостров с севера. Преодолеть эти пространства с артиллерией и обозами, обеспечить нападающую армию продовольствием и боеприпасами было крайне сложно, что хорошо видно на примере первых походов московитов на Крым. Уже сам поход так изматывал войско, что перспектива штурмовать защищавшую перешеек крепость в ситуации, когда отряд превращался в группу десанта в тылу врага, полностью отрезанную от быстрого доступа к ресурсной базе, была сущим безумием. По сути, крымские татары жили в природной крепости – на Таврическом полуострове, защищенном безводными и безлюдными степями гораздо лучше, чем крепостными стенами, валами и рвами. Как писал один из крымских ханов в письме к польскому королю, «Дикое поле – земля ни польская, ни татарская, кто крепче, тот ее и держит».
Степи отрезали русские войска от снабжения самим уже «естественногеографическим» путем, а орды, кочевавшие в степях, либо становились летучими партизанскими отрядами, легко и во многих местах перерезающими тонкую цепочку коммуникаций, либо могли собраться в единый кулак и ударить по подошедшему к Перекопу вражескому войску с материка. Никакого, даже самого что ни на есть ненадежного тыла у армии, пытавшейся прорваться на Крымский полуостров, не было – десантный отряд имел все возможности почувствовать себя в роли всеми травимого захватчика на чужой территории, против которого воевали не только солдаты вражеской армии, но, казалось, и сама природа. Земля буквально горела у московских стрельцов и украинских казаков под ногами, когда татары, используя свой давний тактический прием, призванный лишить вражеское войско корма для лошадей, а то и уничтожить лагерь, поджигали степь с наветренной стороны и пускали вал огня на врага.
В сложившейся в XVI–XVII вв. на востоке Европы геополитической ситуации победить Крымское ханство, захватив его территорию и поставив себе под контроль либо вовсе уничтожив государство крымских татар на полуострове, можно было лишь при выполнении нескольких обязательных условий: 1) существенном усилении и устранении соперничества между обоими северными соседями либо путем заключения прочного союза между ними (достичь этого, как показала практика, оказалось невозможно), либо путем подчинения и овладения ресурсной базой одного геополитического игрока региона другим (это как раз удалось, и Российская империя во взаимодействии с ситуативными союзниками существенно ослабила, а затем и расчленила Речь Посполитую), что позволило России не бояться удара со стороны Польши во время войны с Крымом; 2) экономическом, политическом и военном ослаблении и связывании международными договорами Османской империи, чтобы та оказалась не способной и не заинтересованной оказать Крымскому ханству сколько-нибудь существенную военно-политическую поддержку; 3) ускоренной модернизации армии и всего связанного с ней сегмента экономики путем освоения передовых технологий производства либо закупки порохового оружия, освоении новых тактических приемов ведения боя, организации надежных коммуникаций и тому подобных прогрессивных изменений.
Со вторым пунктом Российской империи откровенно повезло, поскольку ей, сами того не желая и заботясь о собственной безопасности, существенно подыграли европейские государства. С третьим пунктом, начиная со знаменитых петровских реформ, Россия относительно успешно справлялась сама, используя, кстати, ресурсы подконтрольных ей украинских территорий. Население этих земель, стратегически важных как в плане обеспечения ресурсной базы, так и организации стратегически выгодного плацдарма для наступления на Крым, существенно помогло Московскому царству, ослабив Речь Посполитую казацкой революцией и последовавшей за ней затяжной гражданской для польско-литовского государства и национально-освободительной для украинского народа войной.
С другой стороны, украинцы, создав казацкое полузависимое от Московского царства и затем Российской империи государство – Войско Запорожское, или Гетманщину, – оказались способны существенно попортить московитам кровь во время затяжной тридцатилетней гражданской казацкой войны 1657–1687 гг., осложняемой постоянным вмешательством в ее ход внешнеполитических игроков – в первую очередь Московского царства, Речи Посполитой, Крымского ханства и Османской империи. Уже у современников она получила название Руина. Последним же отголоском попыток реальной самостоятельной политики Гетманата стала политика гетмана Ивана Мазепы, перешедшего во время Северной войны на сторону шведского короля Карла ХІІ.
