В любом случае Полтавское сражение положило конец самостоятельным геополитическим потугам гетманов, отныне окончательно загнанных в четко очерченное русло царской самодержавной политики и поставленных на службу великодержавным российским интересам. Во многом именно используя человеческие и экономические ресурсы Гетманщины, а также военные силы украинских казаков, долгое время воевавших с Крымским ханством в XVI–XVII вв. и в немалой степени усвоивших татарские военные и культурные традиции, хорошо знавших сильные и слабые стороны военной тактики крымцев, Российской империи удалось в итоге покорить неприступный ранее Крымский полуостров.
Но поначалу Крымское ханство оказалось в достаточно выгодных для себя геополитических условиях и было способно два столетия осуществлять успешные военные кампании, имея для этого не слишком уж внушительные военные силы и вооружение. Именно крымские татары владели благодаря описанным выше преимуществам стратегической инициативой и навязывали ведение войн своим противникам, а не защищались от нападавшего на них внешнего врага.
По самым оптимистическим, но при этом малореальным подсчетам общее количество крымско-татарского войска, которое хан способен был выставить одновременно, могло насчитывать 300 тысяч всадников. Гораздо более реалистичны – на порядок, в три-пять, а то и в десять раз меньшие цифры. Так, Михалон Литвин в сочинении «О нравах татар, литовцев и московитян» писал, что «хан в состоянии послать на войну 30 000 всадников, ибо каждый мужчина, способный оседлать коня, является воином». Другие источники, такие как мемуары барона Тотта, увеличивают эту цифру до двухсот тысяч воинов. Еще большую цифру сообщают в донесении от 12 сентября 1509 г. крымские послы – по их словам, хан Менгли Герай «250 тысяч рати, переписав, направил на ногаев». В 1588 г. московский посол Иван Судаков сообщал, что в феврале этого года крымский хан выступил на украинские земли с войском в 18 тысяч конников и 500 турецких янычар из Каффы.
Моравский дворянин Эрих Лясота фон Штеблау (1550–1616), бывший дипломатическим посланником эрцгерцога Максимилиана в Польше, писал в своем дневнике, что крымский хан «выступил в поход с двумя царевичами и 80 000 человек, из которых, впрочем, не более 20 000 вооруженных и способных к войне», причем в самом Крыму при этом осталось «больше 15 000 человек». Лифляндские дворяне Иоганн Таубе и Элерт Краузе, попавшие в русский плен во время Ливонской войны (1558–1583 гг.), свидетельствовали, что крымский хан имел войско «числом 40 000 человек, если соберет всех взрослых мужчин, всех, кто может владеть саблей». Англичанин Джон Флетчер упоминал в несколько раз большие цифры: «Когда идет войною сам Великий, или Крымский, хан, то ведет он с собою огромную армию в 100 000 или 200 000 человек», а отдельные мурзы возглавляют «орды», состоящие «из 10, 20 или 40 тысяч человек». Наконец, Гийом Лавассер де Боплан писал, что в войске крымского хана «80 000 человек, если он сам участвует в походе, в противном случае их армия достигает не более 40 или 50 тысяч, и тогда начальствует над ними какой-нибудь мурза».
Пожалуй, наиболее внушающими доверие можно считать следующие подсчеты: хан выводил в поход не менее чем 60—80-тысячное войско. Оно могло и превышать эту цифру – доходить максимум до 100–120 тысяч, – и это, пожалуй, практически крайний предел возможностей Крымского ханства, позволявший не оставлять полуостров практически безлюдным и беззащитным. В случае, если бы в поход выходило существенно большее количество воинов – 200–250 тысяч и более, в Крыму попросту остались бы лишь невольники, дряхлые старики, малолетние дети и женщины. При этом это максимально возможное число могло быть достигнуто исключительно путем полной мобилизации не только жителей полуострова, но и всех зависимых от крымского хана орд, кочевавших в степях Северного Причерноморья. Осуществить последнее одновременно по отношению ко всем своим подданным крымский властитель если теоретически и мог, то практически сделать это быстро и слаженно было почти невозможно.
Количество воинов, отправлявшихся в поход, зависело от того, кто командовал войском – лично крымский хан, первый или второй из его наследников – калга или нурэддин, ширинский бей или кто-то из других карачи. Менее значимые набеги могли осуществляться мурзами. Если крымский хан командовал не менее чем 80-тысячным войском, то калга-султан стоял во главе 60-тысячного. Источники упоминают, как в 1527 г. «крымский калга Ислан Герай» напал на московские земли и «с ним было 40 000», а по другим данным – с калгой пришли «вои многи 60 000». 40-тысячное войско возглавлял нурэддин. Так, источники упоминают, что в 1517 г. «пошли четыре мурзы на великого князя украины, и с ними 20 000 рати». В 1535 г. «Ислам-царевич» явился на Оку с войском в 15 тысяч воинов, а в 1541 г. «Ибраим-баща» стоял во главе 20 тысяч человек.
Меньшими по количеству отрядами, насчитывавшими от 2–3 до 20–30 тысяч, могли командовать карачи-беи. И уж совсем небольшие формирования, отправлявшиеся в грабительские набеги, состоявшие из тысячи, нескольких сотен или даже нескольких десятков воинов, вели за собой мурзы. В 1531 г. к Одоеву подступили «крымских людей с тысячу», а на «рязанской украине» воевали «человек с пятьсот или с шестьсот». В 1591 г. к Туле подошли «3000 человек».
Верховным главнокомандующим являлся лично крымский хан, однако непосредственно войском командовал оглан-баши, звание которого присваивалось обычно одному из ширинских беев. В целом сохранялась привычная со времен монгольских завоеваний десятичная система организации войска. Десятитысячными корпусами командовали тумен-баши, тысячу воинов возглавлял миник-баши или бинлик-баши, сотню вел в бой юз-баши, а десяток – он-баши. Так же сохранялся и родовой принцип организации войска, когда в рамках десятков воевали бок о бок ближайшие родственники, отцы, сыновья и братья, в сотни входили более отдаленные родственники – дядья, племянники. Это обеспечивало высокий уровень взаимовыручки и заботы друг о друге, спаянность в походном быту и гуще боя, эффективную круговую поруку, не требовавшую при этом никакого специального контроля со стороны как младших командиров, так и старшего офицерского звена – военачальников, командовавших тысячами и десятками тысяч воинов.
Каждый из отрядов имел свой байрак – боевое знамя и бунчук – штандарт в виде древка с привязанным к нему конским хвостом. Флаги были у хана, калги и нурэддина. Специальный флаг, подаренный османским султаном, имел также ширинский бей. Этот особый флаг считался таким же важным, как ханский, калги или нурэддинов.
Эффективная десятичная система организации войска позволяла ему действовать быстро и слаженно, четко передавать и выполнять приказы, каждому из отрядов и бойцов знать свое место на марше и в конной атаке. Турецкий путешественник Эвлия Челеби писал: «Если ханы отправляются в какой-либо поход, то впереди становятся в качестве ведущих двенадцать от-аг, а войско выстраивается по двенадцать лошадиных голов в ряд, то есть воины образуют строй в двенадцать колонн и… все кони, связанные за хвосты, вынуждены идти голова к голове. В среднем с ханом в поход отправлялось, таким образом, около восьмидесяти тысяч человек. А когда калга-султан идет в поход, пятьдесят тысяч человек образуют восемь колонн. Если же в поход выступает нурэддин-султан, то идет сорок тысяч его воинов шестью колоннами. Если в поход отправляется ханский визирь, вольные султаны, прибрежные аги, то бывает тридцать тысяч воинов, которые образуют строй в пять колонн».
