Как видим, неимоверно мелочный придворный этикет практически полностью сковывал самостоятельную деятельность императора, подчинял его традиции, отнимал чуть ли не все силы и время, которые в ином случае можно было бы употребить с гораздо большей реальной, а не символической пользой для государства и общества. (Впрочем, ограничивал он и императорский произвол и самодурство.) Чтобы вырваться из пут придворной жизни, нужно было обладать незаурядной силой воли, и лишь по-настоящему деятельным василевсам удавалось войти в историю в качестве незаурядных правителей – законодателей, реформаторов, полководцев.
Было, однако, еще одно и, пожалуй, самое мощное препятствие, ограничивавшее абсолютизм самодержавной воли василевса. Речь идет о неимоверно раздутом и сложном бюрократическом управленческом аппарате и придворном штате империи. Этот левиафан жил собственной, практически независимой от воли императора жизнью, медленно, но уверенно перемалывая в шестернях рутинного буквоедства и крючкотворства любые, даже самые смелые реформы, которые мог затеять самодержец. Государь, конечно, мог выступить локомотивом перемен, но обычно инерция многовагонного состава византийского чиновного аппарата и стальной путь рельсов традиции государственной идеологии неумолимо заставляли его двигаться только в одном направлении и с одной и той же заданной скоростью. Особенно ярко это проявилось во время расцвета бюрократического аппарата империи – в IX–XI вв., и именно этот период истории византийского государства стоит рассмотреть подробнее.
Дело даже не столько в коррупции и злоупотреблениях властью, сколько в самом механизме рутинного функционирования аппарата. К IX–X вв. он настолько разросся и усложнился, что понадобились специальные официальные списки должностей и титулов – тактиконы, соотносившие чины и звания и располагавшие их в строгом иерархическом порядке. Официально они были нужны для того, чтобы правильно, в соответствии с чином, рассаживать носителей тех или иных званий во время торжественных приемов за императорским столом сообразно высоте занимаемых ими рангов. Положение в обществе определялось прежде всего титулом, саном, тогда как властные полномочия зависели от должности, чина. Титул был пожизненным и мог быть сменен лишь более высоким саном, должность – временной, и потому, представляя человека, обычно называли титул, потом – имя и наконец – чин.
Всего известно четыре тактикона, названные по именам историков, опубликовавших их тексты – Тактикон Успенского (842–844 гг.; изучался русским византинистом Ф. И. Успенским), «Клиторологий» протоспафария и атриклина – придворного церемониймейстера и столоначальника – Филофея (899 г.; исследовался английским историком Византии Дж. Бьюри), Тактикон Бенешевича (934–944 гг.; изучался российским и советским историком В. Н. Бенешевичем) и Тактикон Икономидеса, или Эскуриальский (по месту находки) (971–975 гг. или начало правления Василия ІІ Болгаробойцы (с 979 г.); опубликован и проанализирован греческим ученым Н. Икономидесом).
Всего по этим спискам титулов и должностей существовало 18 рангов, и каждый чиновник в громадном бюрократическом аппарате обязан был иметь тот или иной титул. Высшие из них, такие как кесарь или куропалат, могли получить только родственники или любимцы императора, следующие – магистр, анфипат, патрикий, протоспафарий – предназначались для высшего звена чиновного аппарата. И так вплоть до самых низших чинов, которые в целом делились на четыре иерархически соподчиненных разряда. Титул мог быть сопряжен, а мог даваться и отдельно от должности, однако в любом случае каждый титулованный сановник ежегодно получал ругу (рогу) – значительную сумму денег и соответствовавшее каждому титулу одеяние со знаками отличия (поясом, жезлом, головным убором). Число носителей титулов было столь велико, что процедура выплаты им жалованья растягивалась на неделю, и самые высшие сановники приходили с множеством слуг, поскольку сами не в силах были унести все то золото и тяжелые убранства, которыми наделял их император.
Центральное управление сосредотачивалось в ряде ведомств, называвшихся секретами, или логофисиями. Число такого рода учреждений, державших под контролем все сферы жизни общества, достигло к концу ІХ в. шестидесяти. Налоговую службу возглавлял логофет геникона, государственную почту и ведомство внешних сношений (говоря современным языком – министерство иностранных дел) – логофет дрома, военное ведомство (министерство обороны) – логофет стратиотикона. Особую роль играло ведомство столичного градоначальника – эпарха города Константинополя, власть которого Михаил Пселл сравнивал с царской, замечая, что лишь порфиры не хватает константинопольскому городскому голове, чтобы сравняться с царем.
Многочисленные чиновники Византийской империи были всесильны в своем корпоративном единстве, поэтому могли весьма успешно игнорировать даже волю императора. Уже после того как император скреплял какой-либо документ своей выведенной пурпурными чернилами подписью, ее нужно было завизировать 34 подписями в четырех инстанциях, что, безусловно, позволяло бесконечно долго оттягивать момент воплощения распоряжения василевса в жизнь. Вертикаль власти оказывалась стройной и бесперебойно функционирующей лишь в теории и явно пробуксовывала на практике. Особо ненавистные чиновникам императоры и вовсе кончали плохо – отречением от престола, а то и вовсе смертью. Отказаться от власти вынужден был Исаак Ι Комнин (1057–1059 гг.), пытавшийся урезать жалованье чиновникам, а Роман IV Диоген (1068–1071 гг.), не считавшийся с интересами высшей столичной бюрократии, и вовсе был особенно жестоко ослеплен и умер от случившегося вследствие этого заражения.
Особое место в чиновничьем аппарате империи занимали придворные евнухи, которые обладали практически неограниченной властью во время дворцовых церемоний и в повседневной личной жизни императора. Император Константин VII Багрянородный жаловался, что во дворце евнухов так же много, как мух весной в овечьей ограде. Нередко различие между общегосударственными министерствами и придворными ведомствами стиралось, и именно один из евнухов выступал в роли всемогущего временщика – реального главы правительства при василевсе. Ведь именно фавориты государя, независимо от занимаемой должности, фактически возглавляли государственное управление. Наиболее известные из них – василеопатор («отец царя») Стилиан Заутца, тесть императора Льва VI Мудрого (886–912 гг.), паракимомен (спальничий) Василий Ноф при Иоанне І Цимисхии (969–976 гг.), попечитель сиротских домов Иоанн Орфанотроф при Михаиле IV Пафлагоне (1034–1041 гг.) или Феодор Кастамонит при Исааке II Ангеле (1185–1195 и 1203–1204 гг.). Последний из этих временщиков обладал такой властью, что в его присутствии даже высшие чиновники не смели садиться, словно в присутствии самого императора.
Вообще же, чтобы занять какую-либо должность, в Византии достаточно было благорасположения императора или кого-либо из верховных чиновников. Никакой подготовки или специальных знаний при этом не требовалось, и, соответственно, никаких экзаменов для получения должности византийские бюрократы не сдавали. Стоит ли сомневаться, что в такой системе махровым цветом процветала коррупция, непотизм и взяточничество, а те или иные государственные посты нередко занимали люди, которые не только не соответствовали должности, но и были заинтересованы исключительно только в собственном обогащении. В основе замещения должностей лежала так называемая «филия» (по-гречески «дружба», «знакомство»), которая по своему значению очень хорошо передается широко известным словом времен советского застоя – блат. Чинами откровенно торговали порой сами императоры, как это было при Исааке II Ангеле, который, по словам Никиты Хониата, «публично продавал на откуп должности, торгуя ими, как рыночные торгаши овощами».
