В византийском военном трактате, получившем в науке условное название «Византийский Аноним VI века», содержится уникальный раздел «О катаскопах», шпионах-соглядатаях, в котором глубоко осмыслены важные детали деятельности агента под прикрытием на вражеской территории. В нем рассмотрены качества профессиональных разведчиков, способы незаметного проникновения и не вызывающего подозрения пребывания на вражеской территории, оптимальные варианты расквартирования у «людей добрых, незатейливых, простодушных», установления связей с информаторами и контактов с другими агентами.
«Перед отправлением на задание каждый из катаскопов, – говорится в трактате, – должен посвятить в секрет своей миссии одного из своих наиболее доверенных лиц. Они оба должны договориться о надежной связи друг с другом – где именно и каким способом она будет осуществляться. Местом встречи может быть торговая площадь, на которой сходятся много и наших людей, и иностранцев; способом общения – занятие торговлей. В этом случае они смогут вызвать меньше подозрений у врагов: один из них предложит товары из нашей страны, продавая или обменивая их, а другой, предлагая взамен чужеземные товары, сообщит нам, что враги замышляют против нас и как вообще у них идут дела».
И взятым из современной нам реальности кажется требование трактата, чтобы оставшиеся на родине родственники удерживали агентов от государственной измены: «Их жены, дети, родители, братья должны оставаться дома, чтобы тоска по родственникам постоянно удерживала их от сближения с врагами и от вовлечения их в какие бы то ни было козни против своих соплеменников». Не удивительно, что именно на византийском материале написан один из увлекательнейших псевдоисторических шпионских романов под названием «Агент Византии», автором которого является Гарри Тартлдав, специалист по истории Византии и, одновременно, один из известнейших писателей, работающих в жанре альтернативной истории.
Для сбора информации о соседних народах, реальных или потенциальных врагах, несомненно, использовались и вполне официальные посольские миссии. До нашего времени сохранились произведения ряда византийских авторов, демонстрирующие, что сбор разведданных о соседних и отдаленных странах был поставлен на постоянную основу и отличался комплексностью, системностью и высокой компетенцией. Послы тщательно изучали историю варварских народов, их верования, обычаи, традиции, быт и нравы, хозяйство, политическую и военную организацию, отношения с соседями. Чтобы успешно контактировать с чужеземцами, справедливо полагали византийцы, нужно знать о них как можно больше.
Однако византийцы сохраняли двойственность своего отношения к миру и в этой сфере. Так, будучи хорошо осведомленными о соседних варварах, ромеи, словно желая остановить время, продолжали называть их заимствованными из античной истории и географии этнонимами. На юге в представлении византийцев по-прежнему жили эфиопы и другие известные из древнегреческой географической традиции племена, тюрков и арабов ромеи называли персами, венгров – турками, а северные степи были заселены в их представлении скифами и сарматами. Обобщенный этноним скифы и вовсе мог прилагаться к любому обитавшему севернее территории империи народу – печенегам, половцам, болгарам и русским, которых в литературе Х – XIII вв. неизменно называли «тавроскифами».
Показателен пример дипломата V в. Приска Панийского, происходившего из зажиточной семьи и получившего, благодаря этому, прекрасное философское и риторическое образование в Константинополе. Став секретарем и советником Максимина, высокого сановника при императоре Феодосии ІІ Младшем (408–450 гг.), Приск сопровождал своего патрона во время посольства 448 г. к гуннскому хану Аттиле в его ставку в Паннонии. Во время поездки дипломат вел подробный дневник, послуживший основой для сочинения «Византийская история и деяния Аттилы». Лично побывав в ставке Аттилы и понимая, что подчиненный ему народ отнюдь не является идентичным скифам времен Геродота, Приск все же упорно именует гуннов скифами.
Книга Приска не только описывает перепитии поездки ко двору гуннского предводителя, нравы и обычаи гуннов, дает взвешенную объективную характеристику их правителя, но также профессионально анализирует значение «гуннского фактора» в международной политике Европы того времени. В 40-е гг. V в. гунны Аттилы были столь могущественны, что все соседние государства искали союза с ними или, по крайней мере, стремились поддерживать добрососедские отношения. Восточная Римская империя не была исключением – окруженная со всех сторон врагами, она была вынуждена искать контактов с королем гуннов.
Попутно Приск излагает также важные сведения об организации византийской дипломатической службы V в., правилах организации дипломатических миссий, обязанностях и правах послов. Дипломаты обязаны были передавать императорские послания, письменные или устные, сугубо лично правителю страны, в которую они были отправлены.
Лишь прибыв к правителю страны лично, посол должен был передать ему письма и устные сообщения от императора. Так и сделал возглавлявший византийское посольство к Аттиле Максимин: «Мы, – пишет Приск Панийский, – вошли в его шатер, охраняемый многочисленною толпою варваров. Аттила сидел на деревянной скамье. Мы стали несколько поодаль от его седалища, а Максимин, подошел к варвару, приветствовал его. Он вручил ему царские грамоты и сказал, что царь желает здоровья ему и всем его домашним. Аттила отвечал: “Пусть с римлянами будет то, чего они мне желают”».
Обязанности и права послов четко регламентировались, и они всегда должны были четко выполнять волю императора.
Перед тем как отправиться в страну своего назначения, посол должен был пройти специальную подготовку и ознакомиться со всей информацией, накопленной об этой стране в Византии. Ему следовало также пройти испытание, касавшееся общего знания традиций и обычаев народов, к которым он отправлялся, а также понимания цели миссии. Константин VII Багрянородный отмечал в правилах отправления посольств: «До отправления своего посланник подвергается испытанию. Ему предлагают главные предметы посольства и спрашивают его, как бы он вел такое-то и иное направление». В другом месте анонимного военного трактата VI в. автор, говоря о разведчиках-катаскопах, отмечает, что они должны «обладать природным мужеством, хорошо разбираться в обычаях врагов, к которым они посланы, в совершенстве владеть их языком, кроме того, знать местности, по которым им предстоит пройти».
Что касается знания языков, то отношение к этому в византийской дипломатической службе было двойственным. Ромеи традиционно игнорировали изучение языков чужеземцев: считая себя богоизбранным народом, они пренебрежительно относились ко всем, кто не делил с ними плодов цивилизации. Они полагали (возможно, некоторое время в какой-то мере вполне справедливо), что знания греческого языка и латыни (последней – в особенности в первые три столетия существования империи, но она не была забыта и позже) вполне достаточно, и это иностранцы должны стремиться выучить язык империи. Такой языковой империализм вообще характерен для народов – носителей имперской идеи в той или иной ее форме. Достаточно вспомнить роль английского в пределах Британской колониальной империи, а со временем и всего мира, поскольку над английскими владениями никогда не заходило солнце; или русского в границах бывшей Российской империи, СССР или нынешнего постсоветского пространства.
