Со временем война превратилась в такое же сезонное занятие, как сев или сбор урожая. Почти ежегодно, если было все спокойно внутри халифата, весной (не позже 11 мая, чтобы успеть к уборке зерна), арабы собирали войска в пограничных округах Сирии для очередного набега. С регулярностью заведенного часового механизма они били в «подбрюшье» ромейской Малой Азии, порой углубляясь на север, словно нож в масло, вплоть до берегов Черного моря и Босфора.
Итак, военные действия арабов против Византии возобновились в 662 г. Историк ат-Табари писал: «В этом году мусульмане совершили поход на аланов, а также совершили поход на ар-Рум, обратили их, как говорят, в позорное бегство и убили множество их патрикиев». В 663 г. поход в Малую Азию совершил Буср ибн-абу-Арта, оставшийся в византийских владениях на зиму. В лаконичных сообщениях мусульманских историков о набегах появилась будничная концовка «…и зимовал в ар-Руме», что было, несомненно, тревожным знаком для византийцев – арабы вполне были способны закрепиться в Малой Азии прочно и надолго и переподчинить себе местные византийские владения.
В 666 г. арабам и вовсе представилась прекрасная возможность покончить с Византией одним ударом. В это время к Муавии прибыл посланник от стратига Армениака Сабориса Персогениса (Шапура Персородного) с предложением совместно выступить против Константинополя и обещая признать верховную власть халифа. Одновременно в Дамаск прибыл посол императора с призывом не помогать мятежному стратигу. Муавия, естественно, поддержал Сабориса и послал ему на помощь войско во главе с Фадалом ибн-Убайдой. Империю вновь спасло чудо – нелепая смерть Шапура: когда он проезжал через городские ворота, его конь взвился на дыбы и всадник сильно ударился головой об арку, проломив себе череп: «У ворот градских он ударил лошадь бичом, – пишет хронист Феофан, – она стала на дыбы и, размозжив голову его об стену ворот, несчастным образом прекратила жизнь его». Поддерживавшее мятежника войско тут же перешло на сторону императора.
Муавия, понимая, что Фадал оказался в сложной ситуации, выслал ему на помощь своего сына Язида. Мусульманам удалось пройти всю Малую Азию насквозь и дойти до Халкидона, бывшего малоазийским преддверием Константинополя. За проливом Босфор, всего за несколькими сотнями метров морской воды, лежала вожделенная столица Византии. На обратной дороге Язид оставил в захваченном Амории пятитысячный гарнизон. Зимой византийцы под предводительством паракимомена Андрея тайно проникли в город и перебили всех арабов, укрывавшихся от холода в домах: «При глубоком снеге во время ночи по дереву Андрей взобрался на стену и вступил в Аморий: все пять тысяч аравитян перебиты, и не осталось от них ни одного».
Как видим, арабы появились в 666 г. в опасной близости от столицы империи и предприняли неудачную попытку закрепиться в Амории, во Фригии. Понимая, что взять столицу Византии возможно лишь одновременным ударом с суши и с моря, Муавия в 670 г. предпринял такой поход. В том году арабская конница под командованием Фадалы ибн-Убайды подошла к Халкидону, но пробиться дальше не смогла и отошла зимовать в Кизик. Одновременно мусульманский флот приблизился к Золотому Рогу и высадил десант в семи милях к юго-западу от Константинополя, не единожды пытаясь штурмовать городские стены. И хотя из-за недостаточной подготовки все попытки были отбиты, арабы, в отличие от предыдущих лет, не вернулись с награбленным восвояси, а закрепились на полуострове Кизик. Сюда же отошел флот, найдя в Кизике удобную якорную стоянку в Мраморном море всего в 80 милях от Константинополя.
В следующем 671 г. Фадала запросил помощи у Муавии, и тот прислал ему отряд под командованием Язида. Базировавшийся на Мраморном море флот пытался блокировать Константинополь, однако это было явно ему не по силам – город даже не испытал голода. Продовольствие удавалось доставлять по суше с Балканского полуострова, из соседней Фракии и, возможно, также из Крыма. Зато в 672 г. арабам удалось взять Смирну и блокировать все важные гавани от Смирны до Киликии. Блокирующим флотом командовали Мухаммад ибн-Абдаллах и некий Кайс.
С лета 674 г. мусульмане приступили к систематической осаде византийской столицы, продлившейся целых пять лет вплоть до 678 г. Эти годы были критическими для империи ромеев, ведь в случае удачи арабов она могла не только лишиться своей столицы, ставшей по сути самой империей, но и открыть завоевателям путь в свои балканские владения и далее в Европу. Падение Константинополя означало гибель Византии, а исчезновение ромейского государства на пути арабского завоевания открывало исламу прямой путь в Европу.
Ежегодно с апреля по сентябрь арабские корабли выходили из гавани Кизика в Пропонтиду и направлялись к византийской столице, вступая в жестокие стычки с боевыми судами ромейского флота. Неизвестно, чем могли бы закончиться эти сражения, если учесть, что по мореходным качествам корабли противоборствующих сторон ничем не уступали другу другу, а в рукопашной абордажной схватке арабы даже могли дать форы ромеям. Однако вскоре на помощь византийцам пришло изобретение греко-римского научно-технического гения – «жидкий огонь» (по-гречески «пир иргос»). Называли это оружие также «греческим или ромейским огнем», поскольку его изобрели и использовали ромеи-византийцы, бывшие в глазах окружающего мира прежде всего греками, или же «морским огнем», поскольку его использовали преимущественно на флоте. Вплоть до появления в Европе в XIV в. пороха и пушки это было мощнейшее известное человечеству оружие.
Изобретение «жидкого огня» источники приписывают греческому инженеру-архитектору Каллинику, беженцу из сирийского Гелиополя, который перебрался в столицу Византии около 673 г. и, по сути, спас родину от вражеского нашествия. «Греческий огонь» представлял собой легко воспламенявшуюся вязкую смесь, вероятно, из фракций нефти и горючих растительных масел с загустителями (смолой (канифолью), селитрой, серой, негашеной известью). Горящий «жидкий огонь» был настоящим напалмом средневековья – в больших количествах давал высочайшую температуру, от которой могли плавиться металлы, даже железо. Его невозможно было залить водой, но лишь засыпать землей или, закрыв сырыми кожами, лишить тем самым очаг возгорания доступа кислорода, необходимого для горения. «Греческий огонь» научились со временем гасить мочой или уксусом (с целью соблюдения противопожарной безопасности сами византийцы держали запасы этих жидкостей рядом с емкостями с горючей смесью).
Особо следует отметить также тот факт, что «греческий огонь» был не просто жидким, но вязким, клейким, липким – загустители играли в нем важнейшую роль. (Знакомые с приготовлением «коктейля Молотова» знают, чем отличается простая быстро выгорающая «болтушка» на основе бензина и машинного масла от серьезно приготовленного по всем правилам «коктейля» с добавлением в нужных пропорциях пластика, пенопласта и ряда других ингредиентов.) Попадая в цель, будь то палуба корабля, осадная машина или толпа воинов, горящая смесь «греческого огня» как бы обволакивала, облепляла ее, быстро расползаясь во все стороны, но при этом не стекая с наклонных и даже вертикальных поверхностей, но как бы налипая на них.
Не менее важными были средства доставки. Изначально «жидкий огонь» метали в глиняных сосудах из передвижных, установленных на колесах катапульт на суше или стационарных метательных машин на судах либо со стен крепостей. Долетевший до цели горшок с прикрепленной к нему тлеющей ветошью разбивался и заключенная в нем жидкость эффектно и ярко вспыхивала, испепеляя то, на что попадала.
