Те латины, которым удалось спастись, навсегда запомнили произошедшее и затаили ненависть к ромеям и желание отомстить. Уже во время бегства они ограбили и сожгли многие византийские города и селения на берегах Босфора и Принцевых островах. А когда вернулись на родину, то призвали католиков жестоко отомстить за поруганных и истребленных собратьев по вере. Так взращивалась ожесточенная взаимная вражда Запада и Востока, католиков и православных, латинов и ромеев. Отчего-то многие историки, любящие выстраивать параллели и живописать коварство и жестокость захвативших Константинополь крестоносцев, нередко забывают о том, что не в меньшей, если не в большей степени ответственность за разорение византийской столицы лежит на недальновидных византийских правителях, проводивших преступную политику по отношению к собственному государству и народу. Ромеи оказались неспособны бороться с иностранными конкурентами экономическими способами и, применив против них факел и меч, закономерно породили волну ответного насилия. Огонь лютой вражды Запада к Востоку конечно же не был зажжен исключительно событиями 1182 г. – он упорно горел и ранее, но погромы, несомненно, подлили в него масла и подбросили хворосту, и он вспыхнул с новой испепеляющей силой.
Народное восстание в Константинополе во многом было спровоцировано коварным и умным Андроником Палеологом, двоюродным братом покойного василевса Мануила. Андроник пристально наблюдал за ситуацией в столице из Пафлагонии, где он был правителем города Энея, господствуя, по сути, надо всей провинцией. В правление Алексея II он стал знаменем оппозиции и внимательно следил за событиями при дворе, получая информацию и действуя через своих сыновей. Когда весной 1182 г. в Константинополе началось противостояние, Андроник выдвинулся по направлению к столице во главе пафлагонских войск. По пути его приветствовали как освободителя от засилья латинов и его войско обрастало все новыми сторонниками. «Каждый в это время призывал Андроника», – писал Евстафий Солунский. Даже флотоводец Андроник Кондостефан увел к нему свои корабли, а посланный усмирять мятежников сановник Андроник Ангел перешел на сторону восставших.
Андроник, впрочем, долгое время выжидал удобный момент для вступления в столицу, пока власть в течение десяти месяцев была в руках у синклита. Лишь в апреле 1183 г. он, якобы уступив настойчивым просьбам народа, торжественно вступил в Константинополь и занял место влиятельного временщика («недостойного советника», как он называл себя в притворном самоуничижении) при дворе Алексея ІІ. Вначале он расправился с явными своими врагами, казнив вдову Мануила императрицу Марию, а затем взялся за сторонников.
В сентябре 1183 г. Андроник короновался соправителем Алексея ІІ и сразу же изолировал василевса в одном из столичных дворцов, а вскоре и вовсе умертвил – по его приказу подросток был удушен тетивой лука. Голову удушенному отрубили, в ухо вдели восковую серьгу с печатью нового василевса, а тело в свинцовом гробу утопили в море. 13-летнюю невесту Алексея ІІ, дочь французского короля Агнессу-Анну, узурпатор сделал своей наложницей. Вскоре под маховик репрессий попали его верные союзники Мария и ее муж Раймунд, которые были отравлены. Ослеплены были Андроник Кондостефан и Андроник Ангел, лишен кафедры патриарх Феодосий, место которого занял во всем покорный Андронику Василий Каматир.
Правление василевса Андроника І Комнина вообще ознаменовалось беспощадным террором и безудержной демагогией. С одной стороны, император всячески подстраивался под настроения простонародья, в особенности столичного плебса. Никита Хониат писал: «Андроник помогал бедным подданным, если те не выступали против него. Он до такой степени обуздал хищничество вельмож и так стеснил руки, жадные до чужого, что в его царствование население во многих районах увеличилось… От одного имени Андроника, как от волшебного заклинания, разбегались алчные сборщики податей; оно было страшным пугалом для всех, кто требовал сверх должного, от него цепенели и опускались руки, привыкшие только брать».
Но с другой стороны, Андроник жесточайшим образом расправлялся со своими настоящими и мнимыми врагами, конкурентами в борьбе за власть. Доносительство в его правление стало образом жизни, так что «брат не смотрел на брата, и отец бросал сына, если так было угодно Андронику… Этот человек считал для себя тот день погибшим, когда он не захватил или не ослепил какого-нибудь вельможу, или кого-нибудь не обругал, или, по крайней мере, не устрашил грозным взглядом и выражением гнева».
Император крайне редко прибегал к тайным заказным убийствам, считая более правильным фабриковать судебные дела и доводить их до формального осуждения подсудимого. Особое значение имела при этом работа с «общественным мнением», настроениями «простого народа», который должен был всецело одобрять чинимые Андроником расправы и считать их абсолютно справедливыми. С этой целью составлялись специальные списки «предателей родины» (по современной терминологии – национал-предателей), которых следовало предать казни. Сам василевс приговоров не выносил и в деятельность судов официально не вмешивался, однако судьи быстро поднаторели в вынесении желательных ему приговоров и легко угадывали высказанные полунамеком либо вовсе не высказанные пожелания тирана.
Поскольку в подавляющем большинстве случаев репрессиям подвергались люди знатные и состоятельные, простонародье ликовало, видя в Андронике «своего» царя, выразителя сокровенных чаяний обычных «маленьких» византийцев. Подлинной опорой трона стали в его правление разнообразные деклассированные элементы, люмпены, жадные до власти и денег проходимцы: лавочники и корабельщики, завидовавшие богатым и предприимчивым латинским купцам; мелкие, иногда полуграмотные чиновники, мечтавшие о блестящей карьере. В одной из константинопольских церквей Андроник повелел изобразить себя в простой крестьянской одежде и с косой в руках, выставляя себя настоящим мужицким царем. Василевса поддерживали те, кто стремился тем или иным образом пристроиться к корыту – государственному бюджету, рассчитывая на жалованье, дары, милостыню и прочие социальные выплаты без какой-либо существенной отдачи со своей стороны. Государство, по их мнению, должно было содержать их уже лишь за то, что они были лояльны к властям и являлись правоверными ромеями, теша свое имперское самолюбивое сознание идеей принадлежности к единственному в Ойкумене богоизбранному народу. Пользовался самодержец также поддержкой тех, кого устраивала атмосфера политических преследований, расправ и казней, открывавших дорогу к вершинам власти самым бездарным и темным личностям, лишь бы они были безоговорочно и бездумно преданы лично Андронику.
Аристократия же немало пострадала от его тирании, характеризуя которую Никита Хониат писал: «Неумолимый в наказаниях, он забавлялся несчастиями и страданиями ближних и, думая погибелью других утвердить свою власть… находил в том особое удовольствие». Яркий образ деспотичной и одновременно авантюрной натуры Андроника и его тиранического правления представлен в романе «Византийский лукавец» украинской писательницы Ольги Страшенко.
В немалой степени удовлетворил Андроник исконных ромейских патритов и, по совместительству, блюстителей каноничного православия своей показной, по крайне мере, поначалу, антизападной и, соответственно, также антикатолической политикой. Придя к власти на волне антилатинских настроений, он вначале попытался сбросить ярмо италийского торгового господства на византийском рынке и, по сути, запретить продажу дешевых и качественных западноевропейских товаров, значительно более привлекательных для покупателей, чем их византийские аналоги. Агрессивно настроенные против прогнившего Запада с его безбожными порядками, ромеи радостно воспринимали эти внутренние санкции.
