Битва, впрочем, не окончилась со взятием стен и продолжилась на площадях, улицах и в домах столицы. Особенно жестокими были бои в городских кварталах, прилегавших к гавани: «Народи-ж, – писал Нестор Искандер, – по улицам и по дворам не покоряхуся турком, но бьяхуся с ними… а иныи людыи и жены и дети метаху на них сверху полат керамиды (черепицу. – А. Д.) и плиты и паки зажигаху кровли палатные древяные и метаху на них со огни, и пакость им деяху велію».
Император Константин XI предпочел позору плена почетную смерть в бою с варварами. С горсткой храбрецов, в числе которых был его родич, Феофил Палеолог, он бросился в гущу битвы у ворот башни Св. Романа. Согласно легенде, василевс воскликнул перед смертью: «Есть ли здесь христианин, чтобы снять мою голову?», после чего, не будучи опознан турками, был зарублен ударами в спину и лицо. Больше живым его не видел никто. Василевс погиб как простой солдат с мечом в руках, разделив участь своих сограждан и не опозорив имя последнего царя ромеев трусостью. После боя изрубленное тело Константина XI обнаружили среди груды мертвых и опознали лишь по пурпурным поножам и сандалиям с золотыми орлами. Отрезанная голова последнего василевса ромеев была выставлена на ипподроме, а тело по приказу султана похоронили с императорскими почестями на одной из городских площадей.
Три дня и три ночи длился ужасный погром древней христианской столицы – Мехмед II отдал ее на полное разграбление своим воинам, заявив, по словам историка Дуки, что «не ищет себе никакой другой добычи, кроме зданий и стен города». Обращась к воинам султан заявил: «Другое же всякое сокровище и пленные пусть будут вашей добычей». Остатки ромейского войска были перебиты, многие жители Константинополя пали под ударами турецких кривых ятаганов, тысячи и тысячи греков были проданы в неволю. Согласно легенде, в знак своей победы над христианами Мехмед II Фатих (Завоеватель) на белом арабском скакуне въехал в храм Св. Софии. Пораженный его красотой и величием, он повелел превратить огромное здание в мечеть, которая до сих пор украшает древний город. По ее углам высятся видные издалека четыре минарета, которые будто стражи охраняют великую пленницу.
Лишь малой части населения удалось покинуть город, вырвавшись на 20 судах из устья Золотого Рога. Участь остальных была незавидна. Георгий Сфрандзи писал: «И тех, кто умолял о пощаде, турки подвергали ограблению и брали в плен, а тех, кто сопротивлялся и противостоял им, убивали; в некоторых местах вследствие множества трупов вовсе не было видно земли. И можно было видеть необыкновенное зрелище: стенания, и плач, и обращение в рабство бесчисленных благородных и знатных женщин, девушек и посвященных богу монахинь, несмотря на их вопли влекомых турками из церквей за косы и кудри, крик и плач детей и ограбленные священные и святые храмы… В жилищах плач и сетования, на перекрестках вопли, в храмах слезы, везде стоны мужчин и стенания женщин: турки хватают, тащат в рабство, разлучают и насильничают… Ни одно место не осталось необысканным и неограбленным…»
Не менее красочны и драматичны описания, приведенные в «Византийской истории» Дуки: «Турки, разбегаясь во все стороны, убивая и беря в плен, пришли наконец к храму… и увидев, что ворота заперты, не мешкая разломали их топорами. Когда же они, вооруженные мечами, ворвались внутрь и увидели бесчисленную толпу, каждый стал вязать своего пленника… Кто расскажет о плаче и криках детей, о вопле и слезах матерей, о рыданиях отцов – кто расскажет?.. Тогда рабыню вязали с госпожой, господина с невольником, архимандрита с привратником, нежных юношей с девами… Насильничали грабители, эти мстители Божии, и всех можно было видеть в один час связанными: мужчин – веревками, а женщин – их платками… В одну минуту разрубили святые иконы, похитив с них украшения, ожерелья и браслеты, а также одежды святой трапезы… Драгоценные и священнные сосуды священного сосудохранилища, золотые и серебряные и из другого ценного вещества приготовленные, в один момент все унесли, покинув храм пустынным и ограбленным и ничего не оставив».
Разграбление города было неимоверным, причем то, что не представляло в глазах турок ценности, безжалостно истреблялось. Деревянные иконы рубились на куски и сжигались в кострах, на которых завоеватели варили себе похлебку. Многочисленные книги жгли, разрывали и втаптывали в грязь. За один золотой можно было купить десятки книг, абсолютно бесполезных в понимании завоевателей. Как свидетельствует Михаил Дука, колоссальное число книг, нагруженных на телеги, вывезли из города, и они оказались в итоге рассеяны по восточным и западным областям.
Захват мусульманами «града Константина» знаменовал собой финал долгой агонии – полное крушение Византийской империи. Отныне гордый и величественный Второй Рим стал столицей Османского государства, получив новое название – Стамбул (по-турецки – Истанбул). Название Истанбул, или Стамбул произошло от искаженного греческого «ис тин полин» – «к городу, в город». Так ромеи отвечали на вопросы турок о дороге к столице империи.
Вскоре судьбу поверженной ромейской столицы в 1456 г. разделили Афины. Знаменитый Парфенон, храм Богородицы, как и Св. София, стал мечетью. В 1460 г. пало то, что оставалось от Мореи, где окончательно рассорились братья погибшего императора, а год спустя после коротких переговоров османского визиря с главой местных туркофилов, Георгием Амирутци, был сдан без боя Трапезунд. Все семейство великих Комнинов было вывезено в Константинополь, и в 1463 г. их глава, Давид, казнен. В 1475 г. после шестимесячной осады, по ожесточенности и массированному использованию артиллерии равной константинопольской, оказалось уничтожено последнее греческое государство в Юго-Западном Крыму – деспотат Феодоро с одноименным главным городом-крепостью на горном Мангупе, а его знать почти вся вырезана. На следующий год настал черед Эпира в Греции, одного из последних обломков трагического крушения.
Уже до этого в Азии османы завоевали Месопотамию, Армению и западную часть Грузии. Они захватили Сирию, Палестину и Аравию с древним городом Меккой. Султан был провозглашен халифом – духовным главой всех мусульман. В результате завоеваний турок образовалась обширная Османская империя, которая раскинулась от Евфрата до Адриатического моря, включив в себя все земли поверженной древней Византии.
Великая трагедия, разыгравшаяся на берегах Босфора, произвела не меньшее впечатление, чем в свое время падение Древнего Рима. Все ощутили, что значила для них Византия, о границы которой, как о щит, разбилось немало армий жестоких завоевателей. Николай Спасский в замечательном историко-шпионском романе «Византиец», который критики справедливо назвали русским «Баудолино» и в котором повествуется о событиях, происходивших вскоре после гибели империи ромеев, так пишет о восприятии гибели Константинополя современниками: «Этой вести ждали и тем не менее с трудом поверили в бесповоротность случившегося. Византия существовала более тысячи лет… Представить, что ее больше не будет, – не укладывалось в сознании. Будто умер после тяжелой, продолжительной болезни близкий человек. Еще вчера он был жив, передвигался вдоль стенки, что-то делал, с натугой говорил, пытался шутить – и оставалась надежда на выздоровление. Сегодня его не стало».
Михаил Критовул писал о падении Константинополя: «Так окончилась история великого города Константина, в свое время достигшего великой славы, могущества и богатства и совершенно затмившего все существовавшие до него города, вызывавшие восхищение своей славой, богатством, силой, величием и многими другими достоинствами». В свою очередь Дука, подражая знаменитому плачу Никиты Хониата о падении Константинополя в 1204 г., так оплакивал события 1453 г.: «О город, город, глава всех городов! О город, город, центр четырех стран света! О город, город, гордость христиан и гибель варваров! О город, город, второй рай, на западе насажденный, заключающий в себе всевозможные растения, сгибающиеся от тяжести плодов духовных! Где красота твоя, рай? Где благодетельная сила духа и плоти твоих духовных харит? Где тела апостолов Господа моего?.. Где останки святых, где останки мучеников? Где прах великого Константина и других императоров?»
