— Надеюсь, это произойдет скоро, милорд, — откликнулся Уотсон. — Я никогда не представлял
себя в образе женщины, но случись такое лет десять назад, я бы, наверное, выглядел привлекательнее.
Маркиз рассмеялся:
— Сегодня вам достаточно быть хорошо выбритым.
—Я как раз сегодня брился, — ответил Уотсон. — В последнее время это ужасная процедура, доложу я вам, была для меня нечастой и не очень приятной. Они буквально висели надо мной, опасаясь, что я могу перерезать себе горло.
— Ну теперь, по крайней мере, вы сможете побриться в свое удовольствие, — сказал маркиз.
Уотсон глубоко вздохнул:
— Знаете, мне бы, наверное, пришлось это сделать, если бы они стали осуществлять свои угрозы.
—Забудьте об этом, — перебил его маркиз. — Лучше запомните, что вы теперь камеристка мисс Симоны Белл и едете с ней назад в Англию. И наденьте очки, которые я положил в ваш карман.
—А я ломаю голову, зачем они. Я, конечно, не вижу себя со стороны, но, бьюсь об заклад, сейчас меня и родная мать не признала бы.
— Надеюсь, — удовлетворенно кивнул маркиз. — И не забудьте, мы не можем быть в полной безопасности, пока не попадем на борт «Морского конька» и не выйдем в открытое море.
—Я буду осторожен, милорд, — пообещал Уотсон. — Быть пленником у немцев — удовольствие не из приятных, клянусь вам.
— Не сомневаюсь, — ответил маркиз. — Вы расскажете мне об этом позже. Я не хочу, чтобы мисс Симона расстраивалась.
Уотсон замолчал.
Через некоторое время маркиз воскликнул:
— Мы приближаемся к вокзалу. Поезд отходит минут через двадцать.
Симона отстранилась от маркиза.
— Мне нужно надеть шляпу.
— Не спешите, — успокоил ее маркиз. — В это время в зале ожидания почти никого нет, и у вас будет возможность привести себя в порядок.
Карета остановилась, и Доркинс стал выгружать багаж. Симона заметила, что маркиз дал немалую сумму денег людям, которые управляли каретой.
Доркинсу понадобилось время, чтобы разыскать единственного ночного носильщика, — тот где-то спал. Он сложил чемоданы на тележку и покатил ее на платформу.
Маркиз и Симона пошли искать зал ожидания, велев Уотсону идти с ними.
Им повезло — зал был пуст и там горела всего лишь одна лампа.
— Пойду поищу вам чего-нибудь выпить, — сказал маркиз Уотсону.
— Я бы больше предпочел набить чем-нибудь мой пустой желудок, милорд, — ответил Уотсон. — Последние два дня они морили меня голодом!
— Как же я не подумал! Я немедленно принесу вам поесть. Оставайтесь здесь и позаботьтесь о мисс Симоне.
Он быстро ушел.
—Я вам очень признателен, мисс, за то, что помогли освободить меня. Я бы не хотел снова попасть туда!
— Конечно, — согласилась Симона. — Вы проявили настоящее мужество, не рассказав немцам того, чего они так добивались.
— Они схватили меня, когда я меньше всего ожидал, — признался Уотсон. — Живя в своей стране, считаешь себя в безопасности. Оказывается, эти люди могут угрожать тебе повсюду.
— Вам следует написать об этом книгу, — предложила Симона, — и рассказать миру, что с вами произошло.
Уотсон рассмеялся:
—Я не так хорошо управляюсь с пером, как с железками, но пушку для его милости я сделаю, чего бы мне это ни стоило!
Симона улыбнулась и подумала, что Уотсон — очень решительный и смелый человек, особенно учитывая то, через что ему пришлось пройти.
Вернулся маркиз. Следом за ним шел Доркинс, неся поднос.
— Его светлость ограбил станционный буфет, — весело сообщил он. — Тут, конечно, нет никаких особых разносолов, но это лучше, чем ничего.
—Я сейчас и быка съем! — с готовностью отозвался Уотсон.
Доркинс поставил поднос рядом с ним, и Уотсон с жадностью набросился на еду. Ему пришлось довольствоваться, главным образом, холодными сосисками, что, по мнению Симоны, было довольно невкусно. Однако, судя по тому, как он уплетал, они ему нравились. Несколько кусочков холодного мяса тоже пришлись ему по вкусу. Он еще не закончил есть, когда они услышали гудок прибывающего поезда.
— Я не оставлю здесь еду! — воскликнул Уотсон.
Он так забавно выглядел в женском наряде! Именно так, на взгляд Симоны, и должна была одеваться немолодая камеристка — черное платье, короткий плащ и капор, завязанный под подбородком черным бантом.
Доркинс ловко переложил оставшееся мясо на салфетку и вручил ее Уотсону. Потом они поторопились на платформу — проследить, чтобы сонный носильщик погрузил все вещи в багажный вагон. Когда поезд остановился, на платформе прямо из ниоткуда появился железнодорожный служитель в нарядной форме.
Маркиз еще раньше решил, что если при неудачном повороте событий их настигнет погоня до того, как они сядут на яхту, он не станет скрывать свое настоящее имя.
Когда служитель узнал, кто перед ним, он лично проводил маркиза и его спутников до вагона первого класса, усадил на места и закрыл двери купе, чтобы к ним больше никто не присоединился.
Маркиз щедро заплатил ему за услуги.
— В котором часу мы прибываем в Гамбург? — спросил он.
— В полшестого, милорд, — ответил служитель.
В Берлине вышли на перрон два-три пассажира, не больше, сели же в вагон третьего класса только трое рабочих.
Когда поезд тронулся, Симона облегченно вздохнула.
— Мы победили! Победили! — воскликнула она. — Мы освободили Уотсона! Как вы додумались переодеть его в платье служанки?
— Это Доркинс придумал, — признался маркиз. — На самом деле Доркинс и организовал все это похищение. Я вот думаю, как смогу отплатить ему за все, что он сделал?
— Мне кажется, ему нравятся наши приключения, — предположила Симона.
—А вам? — спросил маркиз.
—Я рада... очень рада, что мы... спасли соотечественника от... пыток, — отвечала Симона. — И я приношу свои извинения, что была столь... эмоциональна, — запинаясь от смущения, произнесла она.
— Вы действовали великолепно! — уверил ее маркиз. — Но нам еще нужно добраться до безопасного места. А уже потом мы будем решать, что делать дальше.
«Интересно, что он имеет в виду? — подумала Симона. — Может, просто не хочет сейчас отвечать на вопросы?»
Маркиз снял плащ и шляпу и положил их на соседнее сиденье.
Поезд набирал скорость, и под мерный стук колес девушка углубилась в свои мысли о том, как они не только освободили Уотсона из плена, но и уберегли маркиза от графини.
Девушка представила, как та разозлится завтра утром. Добыча уплыла, а значит, она не оправдала доверия тех, кто так же, как барон, верил в ее непревзойденный талант соблазнительницы.
