Отсюда капуцин и стал совершать набеги.
Больших опустошений он не производил, но порванные мешки раздражали сотрудников. Особенно они раздражали Тетерину. Выйдя во двор и обнаружив в мешке очередную дыру, она подолгу ругала капуцина. А тот, прячась в листве, с ужасом смотрел на ярко раскрашенное лицо Тетериной и её блестящие серьги.
Когда у меня появилось свободное время, я стал наблюдать за обезьяной. Капуцин действовал как профессиональный вор. Сперва, сидя в развилке клёна, он оценивал обстановку. Убедившись, что служители удалились на безопасное расстояние, капуцин скатывался с дерева, хватал картофель или свёклу и возвращался в убежище.
По результатам моих наблюдений служители устроили за чаем совет. Больше всех кипятилась Тетерина, поскольку капуцин по недоразумению своровал пару крупных картофелин, отложенных ею для себя. После ряда выдвинутых и отвергнутых предложений я вспомнил про способ, которым африканцы ловят приматов. Заключается он в следующем: охотники берут ящик, делают в нём дыру и прячут внутрь фрукт размером больше отверстия. Глупая обезьяна засовывает в ящик руку и хватает плод. Но вытащить его не может, а отпустить не догадывается. Охотнику остаётся неторопливо подойти к животному и сунуть его в мешок.
– М-м! – сказал Сергей.
– Никаких «м-м»! – крикнула обворованная капуцином Тетерина. – Ловите щас же! Этот паразит мою семью без картошки оставил!
Исполнение плана поручили его автору, то есть мне.
Ловушку я соорудил из ящика, в котором нам привезли капусту, а внутрь положил самое большое яблоко. Затем я с трудом водрузил ящик на вольер для передержки птиц и спрятался. Сверху за моими действиями подозрительно следил капуцин. Он понимал, что происходит что-то неладное, но всех деталей постичь не мог.
С первого захода у меня ничего не вышло. Капуцин не полез лапой в ящик, поскольку не догадывался, что там лежит яблоко. Я понял, что сначала нужно добычу к ловушке приманить.
Я снова забрался на разваливающуюся под ногами кучу разного хлама и обложил ящик кусочками яблока. Затем спрятался в дом и стал наблюдать сквозь пыльное окно.
Куски яблока примат заметил сразу. Цепляясь хвостом за ветки, он спустился с развилки и стал поглощать приманку. Однако, уничтожив её, он даже не подумал заглянуть в ящик. Капуцин сиганул на дерево и принялся оттуда следить за дальнейшими событиями.
Тетерина, смотревшая вместе со мной через окно, смачно выругалась. Ей нужно было идти во двор за минтаем, а она не могла этого сделать из-за моей «охоты».
Понимая, что задерживаю работу отдела, я ещё раз совершил восхождение к ящику и повернул ловушку таким образом, что яблоко стало видно между деревянными планками.
Потом я снова занял место у окна. Наконец капуцин заметил яблоко, но лезть в ловушку не торопился: он наелся приманки и голод его больше не беспокоил.
Я готов был провалиться на месте. Пожиравшая конфеты Тетерина спросила, долго ли будет продолжаться этот балаган?
Оставалось ждать, пока капуцин вновь проголодается. Но Тетериной я этого говорить не стал.
Вдруг моё внимание привлекли суетливые движения обезьяны: капуцин спустился на крышу вольера, в нерешительности посидел там, глядя куда-то вниз, потом кинулся обратно. Так повторилось несколько раз. Проследив направление его взгляда, я всё понял. Капуцин подбирался к ванной!
– Он хочет пить! – воскликнул я.
Беглец был у меня в кармане. День выдался жаркий, а доступных источников воды, кроме ванной, рядом не было.
Я оставил тактику африканских охотников и прибегнул к собственной сообразительности.
Во дворике стояла большая клетка, куда мы помещали принесённых посетителями ворон и грачей. К счастью, сейчас она была свободной. Я поставил внутрь вместительную миску с водой, а ванну накрыл широкими досками и мешковиной. Затем к отрытой двери клетки примотал длинную бечёвку и, взяв противоположный конец, укрылся в доме.
Капуцин по-настоящему страдал от жажды. Увидев миску с водой, он не колебался ни секунды. Он влетел в клетку и стал жадно пить.
Тут же дверь с грохотом захлопнулась, и бывшую конюшню потряс победный крик служителей, мало чем отличавшийся от крика африканских охотников. Пленник зашёлся визгом. Однако он не выпустил миски, даже когда Сергей, скрючившись, забрался в клетку и начал запихивать капуцина в мешок.
Через десять минут беглец был водворён в Обезьянник, а Сергей с миской вернулся в отдел.
19 клетка
Постепенно я познакомился и с другими секциями зоопарка. Чаще всего я навещал Попугайник.
По идее, он относился к нашему отделу, но в силу каких-то административных, а может и политических, причин был выделен в независимую структуру. «Попугайники» этим очень гордились и смотрели на нас свысока. И было отчего. Они не мёрзли зимой на Пруду и не отбивали молотками примерзающие замки на клетках. Находящаяся по соседству котельная обеспечивала Попугайнику постоянную температуру внутреннего помещения и уверенность в завтрашнем дне.
Правда, персонал котельной злоупотреблял спиртным, и поэтому там время от времени взрывались котлы. После этого очередной дежурный отправлялся в больницу, и всё успокаивалось до следующего взрыва.
Ещё в зоопарке имелись Аквариум, Обезьянник, Отдел млекопитающих и Виварий, где жили крысы.
Какая-то часть крыс из Вивария убегала, что создало в зоопарке их подпольную популяцию. Администрация боролась с незаконным формированием грызунов, но результаты борьбы появлялись только на бумаге.
Кроме того, к секциям, не связанным с экспозицией животных, относились Кормокухня и Ветеринарка.
С последней мне пришлось познакомиться ещё в первые дни работы. Из-за того что условия содержания у нас были далеки от идеальных, мы то и дело носили кого-нибудь из птиц в чистое здание ветчасти под раскидистой кроной черешни.
Ветеринары занимались лечением птиц неохотно, потому что оно отличается от лечения млекопитающих, а специалистов в этой области у нас не было. Так что внимания докторов удостаивались только самые крупные и самые ценные птицы.
Остальных мы лечили самостоятельно. Помогало в этом образование Сергея: он второй год учился на четвёртом курсе сельхозинститута.
Попугаи болели реже. И это была ещё одна причина для гордости ухаживающих за ними служителей. Из них в нашем отделе чаще всего бывал Помпей Енукидзе.
Он имел внешность грузинского царя, властителя легендарной Колхиды: остроносый профиль и гордо развевающиеся чёрные кудри. Сверху, как воинский шлем, сияла смуглая лысина. Почти двухметровый рост и широкие плечи довершали мощное впечатление.
