Это все чушь. Я очень давно научился не врать радиослушателям и вообще любой аудитории.
Но вы должны понять, что тот эфир был совсем необычным. Слушатели у приемников недоумевали: Ларри. Фрэнк. Ларри? Фрэнк? Это выглядело бессмысленным. Фрэнк был на вершине мира. Ларри – парень с местного радио, который зарабатывал 120 баксов в неделю. Разве он может быть знаком с Фрэнком?
Я не собирался прикидываться, что мы хорошо знакомы. Поэтому я был честен. Я представил его и задал первый вопрос:
«Почему вы ко мне пришли?»
Это был удачный вопрос. Он ведь должен был мне что-то ответить. Я решил, что моя честность будет приятна Фрэнку.
Он сказал:
«Скажу тебе прямо. Примерно месяц назад, буквально накануне заключительного концерта, у меня разболелось горло. Я совершенно не мог петь. Я даже говорить не мог. Я вообще не знал, что делать. Билеты на концерт были проданы.
Поэтому я позвонил Джеки Глисону. И сказал: “Джеки, можешь приехать и спасти мое шоу?”
И он ответил: “О’кей”. Он приехал и спас мой концерт. Все было замечательно. После шоу я проводил его до машины, наклонился и шепнул: “Джеки, я твой должник”.
Когда я приехал в Fontainebleau, меня ждало сообщение от Джеки. Я позвонил и сказал: “Джеки, это Фрэнк”. И он ответил: “Фрэнк, можешь отдать должок?”»
И знаете, дальше все пошло совсем хорошо. Он оказался прекрасным собеседником. Элла Фитцджеральд понятия не имела, откуда у нее такой голос. Луи Армстронг говорил: «Я просто играю». Но Фрэнк мог объяснить все. Я помню, как он сказал: «Я как-то лежал и слушал, как Хейфец
[37] играет на скрипке. Я не знал, что это за произведение. Я вообще не разбирался в классической музыке. Я никогда не слышал той мелодии. Но я плакал. И я сказал себе: что же он делает? Или вот еще: я видел, как Томми Дорси
[38] играет на тромбоне. А его пиджак при этом даже не шевелится. Не шевелится! И только эти божественные звуки… Все дело в потрясающем контроле дыхания. Я попытался повторить это. Смогу ли я имитировать эти звуки? Смогу ли я повторить такую музыку? Смогу ли я заставить вас плакать?» – Фрэнк умел размышлять о подобных вещах.
В ходе интервью Фрэнк явно стал чувствовать себя более спокойно. Так что, как видите, моя честность и то, что я никого из себя не строил, пошла только на пользу. Где-то в середине программы я сказал ему: «Фрэнк, каковы ваши отношения с прессой? Может быть, слухи преувеличены? Или вас действительно достали?»
Он ответил: «Ну, может быть, я действительно несколько преувеличиваю. Но тем не менее меня действительно достали. Взять, к примеру, историю с похищением моего сына…»
Я глянул на его агента и подумал, что тот сейчас рухнет в обморок. А Фрэнк рассказал всю историю с похищением и о том, как отнеслась к этому пресса.
Почему он это сделал? Потому что чувствовал себя комфортно. Много лет спустя – после множества других телеи радиоинтервью, которые он дал мне, – он написал мне в письме фразу, которая, наверное, заставила бы Джеки Глисона улыбнуться. Он написал: «Ты делаешь так, что забываешь о камере».
С того интервью у нас с Фрэнком завязались дружеские отношения. И в тот день после завершения программы, после трех часов разговора, он спросил: «Ну что, парень, хочешь попасть на концерт?»
«КОНЕЧНО!» – воскликнул я.
«Приходи завтра вечером. Оставлю тебе столик у сцены. Можешь пригласить кого-нибудь».
Теперь я мог предложить любой женщине в городе пойти со мной с уверенностью, что мне не откажут. Хочешь пойти со мной на Фрэнка Синатру? Будем сидеть за столиком у сцены! Можно ли вообразить что-либо более заманчивое?
Я пригласил симпатичную девчонку, которая мне нравилась, и мы пошли на концерт. Обед был великолепным. Мы сидели прямо перед сценой и слушали Фрэнка Синатру. Мы были в восторге. Но это было еще не все. В середине концерта Синатра устраивает небольшой перерыв, выпивает чашечку чая и разговаривает со слушателями. Я понятия не имел, что меня ждет. И вдруг, ни с того ни с сего, попивая свой чаек, Синатра проговорил: «Да, кстати, вы знаете, я никогда не даю интервью. Но хочу рассказать вам о молодом человеке, который сегодня присутствует в зале. Я обещал кое-что Джеки Глисону, и Джеки познакомил меня с этим парнем. Я дал ему интервью, и он оказался замечательным человеком! Интервью было превосходным. Я хочу, чтобы он сейчас поднялся и поклонился. Вы еще не раз услышите о нем. Прошу вас, Ларри Кинг!»
Мы с моей девушкой в тот момент расправлялись с десертом. Я ел вишневый торт. И никак не ожидал, что Фрэнк начнет представлять меня. Торопясь встать, я толкнул столик, торт подскочил и упал точнехонько мне на колени. Прятаться было некуда. Брюки и рубашка были белыми, вишня в торте – красной. И ее было много. Синатра расхохотался. Оркестр тоже. Аудитория зашлась смехом. Моя девушка смеялась до слез.
Я был крайне смущен. Но что делать? Я кое-как оттерся, и мы продолжили наслаждаться концертом.
Когда он закончился, я собирался проводить девушку домой. И был уверен, что нас ждет прекрасная ночь.
После того как я оплатил счет, у меня в кармане оставалось восемнадцать долларов. Я знал, что три доллара нужно оставить на такси. У меня оставалось пятнадцать – как раз на чаевые официанту. Отдав три доллара таксисту, я оставался без гроша. Но это было не страшно. Девушка все равно уже пригласила меня к себе.
По дороге она сказала:
«Ой, у меня не осталось кофе. Давай заедем в кафе и возьмем пару чашечек на вынос?»
И что было делать? Я был в ее глазах крутым парнем, который только что сводил ее на концерт Фрэнка Синатры, но… у меня совсем не было денег.
Мы подъехали к Royal Castle. Я попросил ее подождать в машине и сказал, что вернусь через минуту. Когда я вернулся, у меня в руках ничего не было.
«А где же кофе?» – спросила она. И я ответил:
«Они не смогли дать сдачу со стодолларовой купюры!»
Глава 8
1960-е
Я частенько задумывался: и куда же, черт побери, уходят у меня деньги? Я не употреблял наркотики. Я не пьянствовал. Не шатался по ночным клубам. Я просто жил не по средствам. Я должен был бы ездить на «Шевроле», а ездил на «Линкольне», причем менял машины каждый год. И конечно, женщины. К тому же много времени я проводил на ипподроме. Короче говоря, чем более известной фигурой я становился, тем быстрее росли мои долги.
Вся проблема была в том, что для меня деньги никогда не были главным в жизни. Если я был должен тысячу, а кто-то звонил и просил в долг, я отдавал ему все, что у меня было. Мне никогда не удавалось твердо сказать «нет», даже если это было самым разумным на тот момент. Я не просто занимал у Питера, чтобы заплатить Полу, я при этом еще и одалживал Пэту. У меня постоянно не было денег. Но я каким-то образом умудрялся существовать. Президенты банков подписывали мне ссуды не глядя, потому что были моими поклонниками.
