Мы с Бобом день за днем обсуждали эти предложения. И никак не могли решить, какое из них принять. К концу месяца я начал нервничать всерьез. Чтобы как-то развеяться, я полетел в Калифорнию. В то время я встречался с Энджи Дикинсон, и она ждала меня в аэропорту. Шел дождь. Пока мы ехали в отель, я рассказал ей о своих делах.
Я до сих пор помню, как смотрели на меня ее прекрасные глаза, а дождь стекал по стеклу автомобиля.
«Ты что, несчастлив?» – спросила она.
«Нет».
«А если ты всем доволен, то зачем тебе уходить?»
«Ну, там предлагают больше денег».
«Это не слишком веская причина».
Мы приехали в отель и немного подурачились. Потом я долго не мог уснуть. Боб с утра должен был встречаться с Тедом в Атланте и сказать ему, что я ухожу из CNN. Всю ночь я лежал в постели и размышлял о словах Энджи. Решить что-либо было непросто. Мне всегда очень сложно покинуть место, где я чувствовал себя как дома. Но мне льстило, что меня так высоко ценят конкуренты. К тому же Боб проделал огромную работу, подыскивая для меня новые возможности. Если бы я остался на CNN, он не получал бы ни на цент больше. Но если бы я ушел, то и он оказался бы в выигрыше.
В шесть утра зазвонил телефон.
«Ларри, это Тед. Я говорю по громкой связи. Боб здесь, и он сказал мне, что ты собираешься уходить».
Я услышал крики Боба:
«Это неприлично! Это неприлично!»
«К черту приличия, – сказал Тед. – Приличия тут совершенно ни при чем. Ларри, послушай. Вот что я хочу. Все очень просто. Просто скажи мне: “Пока, Тед”. Ты говоришь это, и мы с тобой расстаемся друзьями. Ты начинаешь работать на новом месте, и никто ни на кого не держит зла. Я звоню просто потому, что хочу услышать, что ты скажешь: “Пока, Тед”. Я хочу услышать это от тебя».
Стоя в номере отеля в одном белье и прижимая к уху трубку, я не мог произнести ни слова.
Тед ждал долго. В комнате воцарилась тишина.
«Ты не можешь этого сказать! – наконец проговорил он. – Ты не можешь этого сказать!»
Я слышал, как Боб на заднем фоне стонет: «Это безумие!» Но Теда уже ничто не могло остановить.
«Вот что я хочу, – сказал он. – Ты всегда был мне верен, и я обещаю, что через год ты будешь получать у меня столько же, сколько тебе предлагает ABC. Я не могу платить такие деньги кому попало. Сейчас мы расширяемся, и прямо сегодня не могу платить столько даже тебе. Но через год ты будешь получать у меня полтора миллиона. Можешь записать дату. Ты остаешься».
Позже, когда все успокоилось, Тед сказал то, чего я не забуду никогда. Я с удовольствием поделюсь со всеми этой мудростью: «Никогда не бросай свое место только ради денег. Потому что если дело только в деньгах, то, как только ты почувствуешь, что несчастлив на новом месте, тебя начнут раздражать люди, которые убедили тебя перейти туда».
Тед изобрел телевидение заново, и действительно вскоре смог увеличить мою зарплату. Люди платили за услуги CNN. У ABC не было такого источника доходов. Она существовала только за счет рекламы. А зрители ничего не платили компании. Тед тоже немало зарабатывал на рекламе. Значение CNN стало еще более очевидно, когда разразилась Война в Заливе.
Когда Саддам Хусейн вторгся в Кувейт, людям стало интересно узнать, как реагирует на это мировая общественность. Новости выходили на CNN едва ли не каждую минуту. Новые подразделения CBS не могли с нами соперничать. Они были в прострации. Отменить шоу? А как же рекламодатели? Чтобы изменить сетку вещания на телеканале, нужно было свернуть горы. А Тед и его команда принимали решения в мгновение ока.
Один из корреспондентов CNN, Берни Шоу, был в Багдаде, чтобы взять интервью у Саддама. Он был в прямом эфире, когда иракские военные появились рядом с ним. Берни сказал: «Мне кажется, они хотят прекратить…» – и экран почернел. Такого нельзя было увидеть на других каналах. По-моему, никогда еще во время войны не велись прямые репортажи из-за линии фронта. Питер Арнетт, Берни Шоу и Джон Холлимэн отважно передавали нам новости на протяжении часов. Они прятались в убежище, когда начались бомбежки Багдада, и теперь никто уже не называл CNN «Новостями куриной лапши». В те дни новости по кабельному телевидению смотрело больше зрителей, чем по любому из трех крупнейших телеканалов.
Изменилась природа мировой политики и мирового телевидения тоже. Я наблюдал эти перемены прямо в своей программе. Мы почувствовали себя политической силой в 1992 году, когда у нас появился Росс Перо. Шла президентская кампания. Росс Перо был богатым техасцем, и ему было что сказать по поводу государственного бюджета. Он был против Войны в Заливе, и его точка зрения была весьма твердо обоснована, несмотря на то что конфликт был исчерпан за сто дней и закончился для нас хорошо. В тот вечер в моем шоу обсуждалась экономика кризисного периода. Но один мой приятель еще раньше заронил мне в голову другую идею. Он посоветовал: «Спроси Росса, не будет ли он участвовать в президентских выборах».
«Зачем?» – поинтересовался я.
«Я был с ним недавно на одной вечеринке, и у меня сложилось такое впечатление».
В самом начале передачи я спросил его об этом.
«О, нет, – ответил он, – это меня совершенно не интересует». Мы обсуждали с ним самые разные вопросы. Но потом у меня сработало какое-то седьмое чувство, и я сказал: «Не люблю вновь возвращаться к вопросам, но все-таки хочу спросить еще раз: вы точно не будете баллотироваться? Вы уверены в этом?»
И он ответил: «Да».
Но прямо перед самым концом шоу я не выдержал и спросил:
«И все-таки при каких обстоятельствах вы могли бы баллотироваться?»
Он сказал: «Ладно, я вам отвечу. Если люди выдвинут меня в качестве независимого кандидата во всех пятидесяти штатах, я буду участвовать в выборах».
Шоу закончилось, мы попрощались, и я не воспринял его ответ как нечто серьезное. И не думал об этом до тех пор, пока первый же слушатель, позвонивший в ту же самую ночь на мою радиопрограмму на Mutual, не спросил: «Как я могу помочь Россу Перо?» Вслед за этим стали раздаваться звонок за звонком, и все о Россе Перо. Позже я узнал, что когда Росс вернулся после моей программы в отель, то обнаружил там чек на десять долларов в пользу его предвыборной кампании. Это было вложение от коридорного. Вскоре об этом рассказал Дэн Разер
[94]. Только через неделю я наконец понял, какую силу имеет моя передача.
Джордж Буш
[95], бывший в то время президентом, не мог этого понять. «Что Росс имеет против меня? – как-то спросил он. – Мы же с ним земляки! Я думал, он меня любит».
Как раз в период этих выборов в стране многое изменилось. Когда Буш был гостем в моей программе, позвонил один из людей Клинтона, Джордж Стефанопулос
[96], и начал задавать вопросы, которые привели президента в бешенство. Когда в программе участвовал Перо, позвонил приятель Буша, Роберт Мосбахер
[97], и стал нападать на моего гостя. Раньше на телевидении не происходило ничего подобного.
