«Пр-р-ривет, Лар-р-р-ри!» Это был О. Джей. Кругом были телекамеры, потому что заседание как раз должно было продолжиться после перерыва. Я очень смутился. «Привет, Джус», – ответил я. Также я поздоровался с Бобом Шапиро, а потом, конечно же, со всеми представителями обвинения. Я не хотел, чтобы кто-то мог заподозрить меня в симпатиях к той или иной стороне. Это было нелегко. Когда я вышел из здания суда, меня окружили репортеры, и со всех сторон посыпались вопросы. «Ларри, это правда, что вы – ключевой свидетель по делу О. Джея?» Мне пришлось сказать «Без комментариев», и я повторил это, наверное, раз одиннадцать, прежде чем я смог оттуда выбраться.
В итоге оказалось, что я влез в это дело по самые уши. В то время я был свободен и начал встречаться с женщиной, которая была консультантом присяжных со стороны защиты, и при этом еще с одной – она была представителем обвинения и отвечала за связи с прессой. Не думаю, что они знали друг о друге. Зато об этом знали все за нашим столиком в Nate ‘n Al Deli. Я приходил утром, все хотели знать, какие новые детали я разузнал этой ночью. Сейчас, когда я вспоминаю об этом, мне не приходит в голову, что я встречался с женщинами с разных сторон процесса. Что же я такое делал?! Я просто вспоминаю реакцию Билла Клинтона, когда ему стало об этом известно. «Ваша гибкость в отношениях с женщинами меня восхищает», – сказал он. Мне тогда это доставляло удовольствие и, надо признать, действительно приносило пользу. Мы могли передавать записки О. Джею через консультанта присяжных и спрашивали его, не захочет ли он прийти на нашу программу, когда разбирательство завершится.
Как-то до начала процесса я завтракал с прокурором ЛосАнджелеса Джилом Гарсетти. Мой друг Эшер хорошо запомнил этот завтрак. «Мы его припрем к стенке», – сказал Гарсетти.
Он оказался прав. На месте преступления была найдена перчатка и кровь О. Джея. Улики были явными, и обвинение считало, что дело в шляпе. Но у них ничего не получилось. Обнаружилось, что некоторые свидетельства – ложные. Помните свидетеля обвинения, который предоставлял данные об анализах ДНК? Бедняга. Дэннис Фанг его звали. Барри Шек, выступавший со стороны защиты, разнес его в пух и прах. Потом был еще Марк Фермэн – один из первых полицейских, оказавшихся на месте преступления и собиравших улики. Оказалось, он был расистом и манипулировал доказательствами. Когда Ли Бэйли
[106] задавал вопросы Фермэну, все затаили дыхание – так это было драматично. Бэйли спросил у Фермэна, произносил ли он слово «ниггер» в последние десять лет? Фермэн категорически отрицал это. Он, естественно, не знал, что у защиты есть пленка с записью, на которой он произносит расистские ругательства, кажется, раз сорок. Бэйли верил О. Джею. По крайней мере он утверждал, что верит ему. Бэйли и Джонни Кокрэн убедили помощника прокурора Кристофера Дардена провести эксперимент – дать О. Джею померить перчатку, которая была найдена неподалеку от места совершения преступления. О. Джей говорил Бэйли, что на него такая перчатка не налезет. Это было большой ошибкой обвинения. За время исследования перчатка несколько раз была заморожена и разморожена. А О. Джей надевал на руку резиновую перчатку, чтобы не запачкать вещественное доказательство, пока будет его мерить. Когда перчатка не подошла, это дало Джонни Кокрэну возможность обратиться к присяжным со знаменитой фразой: «Перчатка не налезает, подсудимого оправдают!»
К концу разбирательства Кокрэн и Шапиро перестали разговаривать друг с другом. Шапиро не нравилось, что Кокрэн сыграл в своей заключительной речи на расовом вопросе. А с Шапиро мы очень подружились. Если бы мне предложили пари, то я бы сказал, что, скорее всего, Боб считал, что О. Джей виновен. Но он никогда не говорил этого. Если бы он это сделал, то бы нарушил все правила судебной этики. Но по его лицу и жестам об этом можно было догадаться.
Меня очень поразило, насколько быстро присяжные пришли к соглашению. После восьми месяцев разбирательства сложно было поверить, что присяжные договорятся между собой всего за несколько часов. Я-то думал, что у них уйдут недели только на то, чтобы обсудить все доказательства… а потом еще лет сто на то, чтобы принять решение. Я помню, как ждал вердикта присяжных в номере отеля. Я выглянул в окно. На улицах никого не было. Ни одна машина не проезжала мимо. Все замерли перед телеэкранами.
Со мной были Сид и мой исполнительный продюсер Венди Уолкер. Все мы держали кулаки, пока оглашали вердикт. Это был, наверное, самый напряженный момент в моей жизни. По крайней мере я никогда так не стискивал кулаки. Но ведь и дела, подобного этому, никогда еще не было.
Когда я услышал слова «не виновен», я сперва не поверил. Но вторая моя мысль удивила меня самого. Я подумал: «Ну вот! Процесс закончился. Придется возвращаться в Вашингтон». А потом я представил, как празднует черная аудитория и как застыла в шоке белая.
Трудно поверить, что сейчас в Америке – черный президент, если вспомнить мое шоу, которое вышло в эфир в тот вечер, когда был произнесен вердикт по делу О. Джея в 1995 году. Моим гостем был тогда писатель Доминик Данн. Он считал, что общество в тот момент разделилось настолько, что все достижения последних 30 лет в области расового равноправия можно было считать разрушенными.
У одного моего знакомого по этому поводу возникли некоторые странные теории. Одна из них заключается в том, что Барак Обама никогда бы не стал президентом, если бы не дело О. Джея. Согласно его теории Америка увидела свое отражение в телеэкране, когда огласили вердикт, и то разобщение, которое она увидела там, ей не понравилось. Джонни Кокрэн говорил, что обществу необходимо зеркало, чтобы понять существующие в нем различия. С моей точки зрения, все это несколько притянуто за уши. Сразу после того процесса Обаму бы точно не выбрали. Но, может быть, дело Симпсона стало одним из событий, цепь которых привела к переменам, которые мы сегодня наблюдаем.
В тот вечер, когда был вынесен вердикт, уже в самом конце нашей программы, позвонил О. Джей. На суде он не выступал. Никто не слышал его голоса на протяжении восьми месяцев. И всем хотелось услышать то, что он мог сказать. Ему предоставили номер со специальным паролем, чтобы мы знали, что это действительно он. Самое странное в нашем разговоре было то, что CNN попыталась оборвать шоу в назначенное время, хотя О. Джей только-только начал говорить. Оказывается у них было запланировано пустить специальное интервью О. Джея в записи. И Венди пришлось заявить им: «Пусть у вас будет специальное интервью О. Джея. А у нас будет сам О. Джей».
Когда все это закончилось, я стал невольно задумываться, а что было бы, если бы О. Джей остался на месте, совершив убийства, и звал полицию? Что было бы, если бы он стоял там с ножом в руке, когда полицейские прибыли на место, и сам сказал им, что убил свою жену и официанта? Что было бы, если бы он просто сказал: «Я был жутко зол и совсем потерял разум! Я виновен. Накажите меня. Я заслуживаю смерти»? Мне кажется, что способность Америки прощать уже обеспечила бы ему свободу к этому времени. Он бы просидел несколько лет, написал книгу о случившемся и стал бы героем всех возможных ток-шоу. Возможно, даже превратился в эксперта по таким состояниям и был бы всеми прощен. Но он никогда уже не смог бы улыбаться, как прежде.
