Но он не мог так поступить. Он не мог потерять поддержку правого крыла. К тому же политики вообще крайне редко говорят: «Я был неправ». Спросите Джимми Картера. Поступал ли он неправильно? А Линдон Джонсон? Он никогда не говорил, что совершил ошибку с Вьетнамом. Но это мучило его и едва не довело до самоубийства. Он вновь начал курить, а потом умер от инфаркта. Джорджу Бушу не грозит такой конец, потому что у него очень ограниченное мировосприятие и он никогда не сомневается в своих решениях. Мне бы очень хотелось видеть его хотя бы чуть-чуть более прозорливым и не столь непоколебимым.
Было ощущение, что сегодня война в Ираке шла удачно, а назавтра все пошло прахом. Наше положение в мире поколебалось, а вслед за этим и экономика. В начале 2007 года мой брат заметил, что американцы, играющие на бирже, предпочитают акции небольшой фармацевтической компании, в которой он работал, гигантам вроде General Motors. «Как это могло произойти?» – недоумевал он. Накануне президентских выборов 2008 года мы узнали о крахе Lehman Brothers. Это финансовая компания существовала с 1850 года. Каждый вечер в моих программах высоколобые аналитики пытались как-то объяснить происходящее. И я пришел к выводу, что в ситуации не разбирается никто. Уоррен Баффетт
[145] терял деньги. Кирк Керкорян
[146] потерял за день миллиарды. Мне самому участие в схеме Понци
[147], устроенной Бернардом Мейдоффом
[148], обошлось в 2,8 миллиона долларов. Все мы, как заблудившиеся в лесу дети, пытались отыскать просвет среди деревьев.
В конце второго президентского срока Джордж Буш начал все же проявлять какие-то признаки неуверенности в себе. Поддержка всего лишь 28 % избирателей, вероятно, все же как-то влияет. Я всегда старался смотреть на своих собеседников с сочувствием. Возможно, года через два будет интересно обсудить с ним сегодняшнее положение дел. Если уж кому-то и довелось прочувствовать на своей шкуре всю мировую неопределенность, так это Джорджу Бушу. Мало кто из президентов сталкивался со столькими проблемами сразу. Никто из нас не представляет, насколько тяжела эта работа. Президенту известно то, что неизвестно никому из нас. Но за семь лет, прошедших после 11 сентября, мы не подверглись нападению на американской территории.
Прежде чем судить Буша, 43-го президента страны, разумнее подождать какое-то время. Почему я так говорю? Когда Гарри Трумэн
[149] покинул пост в 1953 году, он был одним из самых непопулярных президентов в истории. Он уволил героя всей Америки генерала Дугласа Макартура
[150], и, когда генерал вернулся домой, его встречали парадом. Трумэна во время его президентства обвиняли в симпатиях к коммунистам. Я помню, как возмущались люди, когда он объявил о плане Маршалла для помощи послевоенной Европе. Они говорили: «Зачем нам тратить деньги на какую-то там Грецию или Турцию? А как же мы?» Но именно план Маршалла предотвратил распространение коммунизма в Европе. И теперь, спустя более чем полвека, мы понимаем, что Трумэн был абсолютно прав, уволив Макартура. Мы понимаем, что именно Трумэн объединил вооруженные силы. Теперь Трумэн оправдан. Им восхищаются. Так что история имеет свойство менять взгляд на многое. И весьма вероятно, что через полвека Джорджа Буша-младшего будут оценивать совсем иначе.
Я могу назвать тот день, что я провел с Бушем в Белом доме за разговорами о бейсболе, одним из лучших своей жизни. Он спросил, не хочу ли я отправиться с ним в полет на президентском самолете, чтобы продолжить разговор. Я не смог тогда полететь с ним. Но надеюсь, что мы еще сможем когда-нибудь завершить ту беседу.
Глава 20
Пожалуйста, ваши вопросы
Я занимаюсь вопросами и ответами. Так что вопросы я люблю. Причем не только задавать, но и отвечать на них. Особенное удовольствие я получаю, если вопросы ко мне возникают у моих слушателей на лекциях или во время публичных выступлений.
Людям интересно, у кого мне было сложнее всего брать интервью, каково было общаться с Владимиром Путиным и откуда взялись подтяжки.
Но вы никогда не услышите от меня слов: «Рад, что вы задали мне этот вопрос», – потому что я убедился, что, когда их произносит какой-либо политик, на самом деле он подразумевает: «Я не рад, что вы задали мне этот вопрос. Я просто тяну время, чтобы придумать, что бы вам на него ответить».
Я буду отвечать честно, как могу. А если не смогу честно, то по крайней мере постараюсь, чтобы вы улыбнулись.
Ваше самое трудное интервью?
Без всякого сомнения, интервью с Робертом Митчэмом. Мне очень нравился этот актер, и я мечтал с ним побеседовать. В оригинальном фильме «Мыс страха» (Cape Fear) он просто великолепен. Это не обычный ужастик.
В начале интервью я спросил: «Можно я буду звать вас Бобом?» Он взглянул на меня и сказал: «А я буду звать вас Ларом?»
У нас оставалось еще 59 минут и 50 секунд. Он отвечал на все мои вопросы односложно. Помню, я спросил его о замечательном режиссере Джоне Хьюстоне: «Что вы испытывали, работая с ним?»
«Я приходил, делал, что нужно, и уходил».
«Иными словами, вы хотите сказать, что все режиссеры одинаковы?»
«Если видел одного, видел всех».
«Как вы относитесь к Аль Пачино?»
«Я с ним не знаком».
Если не хочешь разговаривать, зачем приходить на ток-шоу? Я испробовал все приемы, которым научился за годы работы, чтобы как-то протянуть этот час. В любом интервью я стараюсь использовать вопросы, начинающиеся со слова «почему?». На такой вопрос не ответишь одним словом. Только если вы не Роберт Митчэм. Например, на один такой вопрос он ответил мне: «Потому что».
