Заявления Ирвина всегда дают Джорджу повод для шуток:
«И этот человек выписывал рецепты на лекарства?»
Джордж раньше был продюсером шоу Laugh In. Он – демократ и смотрит канал Fox. В такое лично я верю с трудом. Но он возражает: «Если интересуюсь дорожной аварией, это не значит, что я получаю от этого удовольствие».
И просто прекрасно, что для равновесия у нас есть Дуайт – стойкий республиканец. Дуайт купил дом под ключ, якобы совершенно готовый к заселению. Прошло уже 12 месяцев, как там идут «небольшие доделки», а в доме он так и не живет.
Следующий в нашей теплой компании – Бадд. Он всегда молчит, держится за подбородок и ничего не ест.
Зато можно гарантировать, что, если официантка Глория принесет подгорелый тост, Бадд никогда не станет на нее кричать. А если нас обслуживает Вики, то она обязательно предупредит, чего не стоит сегодня заказывать.
Иногда у нам присоединяется Сэм. Он раз десять прослушал цикл семинаров Дейла Карнеги, 50 раз смотрел Tuesdays with Morrie («Вторники с Морри»)
[163] и 60 раз ходил на Dances with wolves («Танцы с волками»)
[164]. Сэм всегда сидит рядом с Брюсом, музыкальным промоутером. Брюс однажды познакомился со спортсменкой из бразильской команды по пятиборью. Она была примерно на фут его выше и на 30 лет моложе. Когда они пришли к судье зарегистрировать брак, он был весь заросший, нечесаный, с огромной бородой. Судья взглянул на невесту, на жениха, снова на невесту, а потом неуверенно обратился к ней: «Вы делаете это по доброй воле и без принуждения?»
Они женаты вот уже двадцать пять лет.
С нами еще Майкл Винер. Он каждый день завтракает дважды. Думаете, бутерброды с индюшатиной и печеные бобы – это несколько чересчур? А что вы скажете о куриной лапше на завтрак?
Иногда Майкл приводит с собой свою дочь, Тэйлор Роуз. Однажды она вслед за отцом заказала куриную лапшу, а потом заявила, что не будет ее есть.
«Слышала когда-нибудь про Мафусаила? – спросил у нее я. – Он прожил 900 лет. И все потому, что каждый день все эти 900 лет ел на завтрак куриную лапшу. А как только однажды не поел, так тут же упал и умер».
«Ты что, был знаком с Мафусаилом?» – спросила она.
«Конечно! – ответил я. – Он каждое утро завтракал за этим столиком».
Каково в вашем возрасте быть отцом сыновей, которым всего 8 и 9 лет?
Эта тема заслуживает отдельной главы.
Глава 21
Квеллинг
Неужели я действительно в семьдесят побывал на первом в жизни моего сына Чанса матче по детскому бейсболу?! Ни один из игроков в обеих командах не умел играть. Чанс вышел на свою позицию и запустил мяч в центр поля. Потом сам побежал за ним. Нет, не на первую базу, а прямо в центр поля. Все бывшие в поле игроки команды противника бросились за Чансом. Все игроки команды Чанса бросились за полевыми игроками команды противника. И устроили кучу-малу, пытаясь завладеть мячом. Я думал, что умру от смеха!
Я начал водить Чанса с Кэнноном на игры Dodgers. Во время первого матча они вообще не понимали, что происходит, и к четвертому иннингу заснули. На следующем матче они продержались до пятого. Но через какое-то время стали задавать вопросы: «А почему мячей четыре, а страйков три?»
Фред Уилпон предложил Чансу сделать первую подачу в игре Mets с Dodgers. Фред – владелец Mets, а мы с ним вместе учились в школе. Шон объяснила Чансу, что это большая честь и что он должен выйти на поле в майке Mets. Но Чанс заявил:
«Я не надену майку Mets. Я фанат Dodgers!» Она возразила: «Ты должен!»
«Не буду!»
«Так надо!»
«Не буду!»
В конце концов Шон запихнула сына в майку. Чанс тут же отправился в раздевалку Dodgers и объяснил каждому игроку: «Это меня мама заставила надеть!»
Потом он вышел на поле. Я стоял у него за спиной и стал свидетелем великолепного страйка в его исполнении. Вся скамейка запасных Dodgers аплодировала ему. Игрок второй базы Джефф Кент дал Чансу пакетик семечек, чтобы он мог лузгать их и сплевывать шелуху, как настоящий игрок.
Не успел я опомниться, как Кэннон сделал в одной игре три хоумрана. Один из тренеров сказал, что еще никогда в своей карьере не видал такого. Я смотрел на маленькую фигурку сына, который носился по базам. Откуда это в нем? Я же никогда не умел бить по мячу.
Я подарил им бейсбол, а они подарили мне юность. Ни за что бы не подумал, что меня еще ожидают в жизни такие чудесные минуты. Я возил их в Зал славы в Куперстауне, смотрел, как они держат в руках первую форму Джеки Робинсона (для этого они должны были надеть белые перчатки). Мы были с ними в весеннем тренировочном лагере Dodgers. Во время этих тренировок можно посидеть в кафе с игроками и свободно пообщаться с ними. Когда-то я не мог позволить купить билет на игру в Эббетс-филд. А теперь наблюдаю, как Томми Ласорда вносит праздничный торт в день рождения Чанса и угощает его, его брата и их приятелей. Я могу описать чувства, которые испытываю при этом, только еврейским словом «квеллинга». Оно означает радость, которую испытываешь за других, разделяя их восторг. Когда дети впервые в жизни переживают что-то замечательное, частичка их счастья достается и тебе.
Это наивысшее достижение в жизни человека. Недавно в моей программе Брэд Питт сказал, что лучшая роль в его жизни – это роль отца. Все остальное не может даже близко с этим сравниться.
Я стал теперь еще лучшим отцом, потому что одновременно я уже прадед. Просто удивительно! Но вместе с огромной радостью дети приносят мне и огромную боль. Я ощущаю ее, когда они куда-нибудь уезжают. Или когда уезжаю я. Это все потому, что Чансу сейчас ровно столько же, сколько было мне, когда умер мой отец, а Кэннону – на год меньше.
Однажды я взял Чанса с собой в Бруклин, чтобы показать ему дом, где я рос. Мы побывали на том месте, где раньше был стадион Эббетс-филд. Теперь там что-то строят. Окна аптеки напротив забраны решеткой. Мы присели на бордюр, и я спел ему свою любимую песню.
There Used to Be a Ballpark Right Here
And there used to be a ballpark
Where the field was warm and green
And the people played their crazy game
With a joy I’d never seen
And the air was such a wonder
From the hot dogs and the beer
Yes, there used to be a ballpark, right here.
And there used to be rock candy
And a great big Fourth of July
With the fireworks exploding
All across the summer sky
And the people watch in wonder
How they’d laugh and how they’d cheer
And there used to be a ballpark, right here.
Now the children try to find it
And they can’t believe their eyes
‘Cause the old team just isn’t playing
And the new team hardly tries
And the sky has got so cloudy
When it used to be so clear
And the summer went so quickly this year.
Yes, there used to be a ballpark, right here
[165].
Я рассказал Чансу, что, когда Фрэнк Синатра собирался петь эту песню, он говорил, что она не только о стадионе. Она – о жизни, о переменах и взрослении.
