Вопросы и версии теснились в голове Бутырцева, каждое новое событие в истории можно было рассмотреть с новой стороны – с точки зрения поисков амулета, сотворенного Христом. Даже мифические ключи от рая, от Царствия Небесного, теперь не казались ему столь нереалистичными, как раньше. Вдруг апостол Петр и вправду владел ими и передал Клименту?
Лев Петрович вдумчиво пытался представить, что за вещь мог взять с собой в каторгу римлянин Климент. Крест, на котором распяли Христа? Смешно, да. Наконечник копья, которым стражник тыкал в Его тело? Нелепо – оружие у каторжанина. Чашу, в которую собирали Его кровь? Какое-то украшение, носимое на теле? Отобрали бы стражники.
Единственное, что приходило на ум, – простейший оберег, носимый на теле. Вроде дырявых камушков на крепкой нитке, которыми любят забавляться дети.
Голова шла кругом.
Вот еще, рядом – рукой подать. В пятидесятом году века нынешнего Николай I повелел основать мужской монастырь во славу святого священномученика Климента. Монастырь располагается в Инкермане у Монастырской скалы под развалинами еще византийской крепости Каламита, на месте тех каменоломен, где провел свои последние дни четвертый римский папа. Монахи помимо возведения новых строений выдолбили в скале белого инкерманского камня кельи и хозяйственные помещения. Использовали и уже бывшие от века, сохранившиеся от пещерного монастыря склепы-костницы, «норы» и «пещеры». Может быть, в незапамятные времена жил в них Климент, почитаемый всеми христианами святой. Возможный Светлый маг и целитель. Могло ли в тех пещерах что-то остаться незамеченным, спрятаться от искателей сокровищ, пройти мимо внимания обнюхавших все Иных ищеек? Вряд ли один только слабый природный маг Махсуд там искал.
* * *
Лев Петрович обстоятельно изложил свои логические построения и итоговые вопросы главе русских Темных. Шаркан только хмыкнул в ответ. Обидно заметив:
– Наконец-то ты эту историю раскопал. Долгохонько, хотя и с подробностями, которые прошли мимо меня. О поисках монголов и Орды я как-то не думал, – подсластил пилюлю Высший Темный и продолжил: – О соперниках наших я только догадываюсь, но точно назвать могу только одного – граф Кавур, премьер-министр Сардинии, итальянский Высший Светлый.
Не сказать, что Лев Петрович не рассматривал в своих рассуждениях фигуру Кавура. Но русский маг не знал о принадлежности сардинца к Иным. Высшие достаточно давно не стремились к высоким постам в мире людей.
– Да, Ахрон, все так. Новый союзник в стане интервентов.
«Хлебнут итальянцы лиха под Севастополем. Город хоть и южный, да все равно русский, зима тут неласкова», – заметил про себя Бутырцев.
III
Война пожирала людей и требовала еще. Франция подтягивала части колониальных войск и резервы из Иностранного легиона. Бутырцев полагал, что такими темпами под Севастополем соберется до трети всех войск империи Наполеона. Англичане собирали войска по гарнизонам и перебрасывали их сюда откуда только можно: с Корфу, с Мальты. Не ведя крупных войн уже почти сорок лет, Британская империя в этой кампании спотыкалась на каждом шагу, заново отлаживая свою военную машину. Солдат не хватало настолько, что британцы пошли на создание иностранного легиона, подобно французскому. Планировалось завербовать туда не менее десяти тысяч человек из Швейцарии и Германии. Но дураков воевать в России не находилось, тем более что европейские газеты все откровеннее и красочнее расписывали все ужасы осады Севастополя. Списанные по ранению инвалиды, возвращающиеся потоком на родину, дополняли эти рассказы.
Союзники усердно искали себе в помощь пушечное мясо и нашли его в лице армии Сардинского королевства. Его премьер-министр Камилло Бенсо ди Кавур в свою очередь искал помощи у европейских держав в деле независимости Италии от Австрийской империи. Ему пообещали поставить этот вопрос в повестку при заключении мирного договора после войны. И Regno di Sardegna десятого января 1855 года объявило России войну, а двадцать шестого января премьер-министр Сардинии граф Кавур подписал с Англией и Францией военную конвенцию. Де Сен-Тресси подробно растолковал Бутырцеву подноготную этого демарша далекого итальянского королевства: Кавур борется за объединение Италии, за признание ее независимости от Австрии. В числе его итальянских противников папская камарилья, но в числе союзников – католическая Франция, всегда жаждавшая иметь больший вес у западных христиан.
О том, что граф – Высший Иной, Шарль умолчал. Возможно, думал, что его друг Лев об этом осведомлен. Друг Лев еще раз задумался о том, что знает и чего не знает, что тут делает и какие козни строит его друг Шарль.
* * *
Зима была сурова к воюющим. Нехватка дров, зимней одежды, теплых палаток, продовольствия, медикаментов была чудовищной при впечатляющих объемах поставляемых припасов. Немудрено, что в таких условиях от болезней людей умирало больше, чем от пуль и бомб. Выживаемость раненых была низкой. Тяжко приходилось англичанам, потерявшим многочисленные припасы во время приснопамятной бури. Еще хуже обстояли дела у турок, но их мало кто считал за людей. Даже Светлые из турецкого Дозора относились к своим солдатам наплевательски: люди, да, мы им сочувствуем, но их много, всем не поможешь.
Помочь старались совсем другие. Во всех воюющих странах нашлись благотворители, разные сердобольные люди жертвовали свои собственные средства и устраивали подписки по сбору всего, что могло бы понадобиться солдатам воюющих армий. Женщины в Англии, Франции и России изъявляли желание быть сестрами милосердия. Их становилось все больше и больше в госпиталях. Профессор Пирогов по-новому ставил военно-полевую медицину: сортировка раненых по срочности проведения операций, применение наркоза и гипса, поддержание санитарных мер, послеоперационный уход. В последнем ему очень помогли милосердные сестры Крестовоздвиженской общины и женщины Севастополя, работающие в госпиталях. В госпиталях Турции с пятого ноября, со дня Инкерманского сражения, работал отряд английских милосердных сестер под руководством Флоренс Найтингейл. В районе Босфора на азиатском берегу, в Скутари, было восемь госпиталей. В многочисленных бараках лежали вперемежку и заживо гнили больные тифом, рожей, обмороженные, раненые. Две-три тысячи человек. Даже на главного дозорного англичан в Севастополе сэра Джеймса, отлучавшегося в Константинополь для проверки причин ранений среди низших Темных, эта картина произвела тягостное впечатление.
Об этом он рассказал русскому дозорному сам. Коллеги прогуливались на привычном месте на Сапун-горе, с которого открывался роскошный вид на долину, по которой текла Черная речка, на Балаклавскую долину, на ближние холмы и далекие горы. В зимнем прозрачном воздухе не было даже следов дымки, привычной для севастопольской атмосферы. Холодный ветер задувал под полы длинных меховых пальто, и Бутырцев накрыл себя с англичанином заклинанием безветрия. На что англичанин лишь одобрительно кивнул.
– Между прочим, Лев, я встретил в Скутари Джеймса Барри… В роли медицинского инспектора английского военного министерства!
– Узнаю Маргарет! Несомненно, ей мало быть просто талантливейшим военным хирургом, обязательно надо было выбиться в генералы. О том, что генерал-хирург – женщина, так никто и не знает?
