«Подмигнул он мне, что ли?» – подумалось Филиппу.
II
– …вы таким макаром мне подмигнули и скрылись под водой. Исчезли без следа, даже пузырей не было. – Филипп закончил рассказ о том, что он видел на третьем слое Сумрака, и сделал большой глоток сладкого чая. Подумать только, он был на третьем!
Три заединщика сидели в квартире на Морской и гоняли чаи. Впрочем, сладкий чай потягивали маги, а перевертыш попивал, заедая копченой ставридкой, совсем другой напиток – сладкое душистое красное местное вино, которым его угостил хлебосольный Бутырцев. Вторую бутылку заканчивал.
Дозорные обсуждали вылазку.
Бутырцеву запомнилось, что он недолго пробыл на четвертом уровне, а его товарищи утверждали, что ждали его ужас как долго. Уже и за магическую веревку стали дергать, а затем и тянуть – без толку.
Но тут сам Ахрон шустро вылез из-под воды по потоку Силы. Демон отряхнул свои обноски и прошамкал клыкастой пастью подъем. Нектона с Филиппом упрашивать не пришлось. Слои проходили навылет.
На поверхности отлежались, маги – в ялике, перевертыш – на воде. Быстро пришли в себя, подпитка из места Силы, даже такого слабенького, не достающего до истинного мира, пришлась как нельзя кстати.
У берега Нектон перекинулся в человека, вышел на берег, обтерся, оделся. Тут Нырков не выдержал и засыпал Льва Петровича вопросами: ну, что там?
– Ничего. Море твердое, скользкое – ноги разъезжаются. Поток Силы все так же бьет из-под воды, Сумрак тут же половину выпивает. Я попробовал по нему дальше спуститься – на дно или на другой слой – не пускает. На этом мои возможности закончились.
Сказать, что Бутырцев был разочарован, – не сказать ничего. Столько размышлений, догадок, ожиданий, поисков. Казалось, нашли. Сейчас откроется нечто неведомое, значимое, сокровенное. Ан нет, новые препоны на пути. Тупик?
Там же, на берегу, Лев Петрович попытался связаться с Шарканом. Увы, в раковине лишь море шумело, то же самое, что тихо играло мелкой галькой под ногами. Бутырцев продолжал свои попытки. Высший долго не отвечал, но все же отозвался – в раковине недовольно запищало.
Подчиненный доложил по команде результаты поиска и свои неутешительные выводы. Шаркан ответил, не раздумывая: Бутырцев сам ничего сделать не сможет, дальше не пробьется. И добавил, что ничем не поддержит – Инквизиция сидит сейчас у него и у Агния и следит буквально за каждым их шагом, даже связываться теперь таким макаром не стоит.
– Что же мне теперь делать? – Бутырцев был обескуражен.
– Ничего, Ахрон. – Шаркан помолчал. – Возглавляй объединенный Дозор, морочь головы союзникам, к найденному источнику Силы не суйся. Но старайся, чтобы эти наши друзья о нем не прознали. Кто-нибудь, кроме твоих подручных Светлых, о нем знает?
– Никто.
– …им бы память поправить… Но могут возникнуть сложности… Что так плохо, что иначе нехорошо… Закупорить источник… – где-то в Москве или в другом месте размышлял Шаркан. – Ладно, пусть все так остается. Меня больше не тревожь. Только в самом крайнем случае – если артефакт проявит себя.
На этом Шаркан разговор оборвал. Ни до свидания тебе, ни спасибо. Ни помощи… Живи, как сам знаешь.
Бутырцев в двух словах объявил решение Высшего прекратить все поиски. Помощники были обескуражены, и Бутырцев решил пригласить их к себе на чай.
Так они оказались у Льва Петровича на Морской.
Даже здесь, в центре города, целых домов оставалось все меньше. После последних обстрелов пострадал и домик Анастасии Феофилатовны, у которой квартировал начальник севастопольских дозорных. Ядро пробило крышу и разнесло мебель в углу одной из комнат. Бутырцев посоветовал ей перебраться на Северную, как сделали многие из соседей. И даже помог подыскать комнату в приличном доме, пообещав молодой вдове не только продолжать платить за свое собственное проживание, но и приглядывать за домом.
Подлатал крышу, заделал дыру в углу, укрепил все магией. Теперь здесь можно спокойнее ночевать, что не так часто случалось – должность у него была беспокойной, бесконечные разъезды уже сидели в печенках. В доме же постоянно находился денщик – пожилой хозяйственный солдат.
III
В начале чаепития настроение было мрачное. Но потихоньку от тьмы в головах отошли, вспомнили, кто какой облик имел в глубинах Сумрака. Посмеялись над чертякой Бутырцевым, саблезубым крокодилом Псарасом, пухлощеким румяным юношей Нырковым. Начали строить планы на будущее, вспоминать о житейских пустяках. Осоловевший Зозимос раскланялся и ушел спать в денщицкую, посоветовав магам сильно на магию не уповать, а выспаться по-человечески.
Но маги продолжали пустой разговор. После испытанного напряжения хотелось услышать что-то веселое. Нырков припомнил всякие нелепицы, бывшие на его батарее или придуманные мастерами их рассказывать. Был третьего дня случай – французы выстрелили в их сторону забытым в жерле орудия банником.
И насыпал горсть красочных подробностей, приукрасив рассказ всякой словесной мелочью.
Оба взахлеб хохотали, пока Бутырцев, задавив в себе последний смешок, не сказал:
– Все-все. Сейчас о серьезном. Ты сказал что-то важное про пули.
– Да я и не помню, что говорил. Но давно хотел спросить, почему у нас так плохо с нарезными ружьями? Ведь выгоды очевидные: пули из них летят дальше, бьют точнее, – посерьезнел мичман.
– О пулях… Видишь ли, мы пользуемся пулями круглыми – их проще отливать. Но еще во времена моей учебы в инженерной школе в Париже один артиллерист утверждал, что круглый снаряд больше упирается в воздухе, чем, к примеру, конический. Зато конический склонен кувыркаться в полете, теряет скорость и отклоняется в сторону. Как же быть? Придумали закрутить такую пулю. Как же ее закрутить при выстреле? Надобно нарезать выступы в стволе так, чтобы они шли винтом, тогда пуля, плотно забитая в ствол, проталкиваемая пороховыми газами, закрутится. Полетит ровно и далеко, дальше круглой. Это давно поняли. Еще при матушке Екатерине целый полк нарезными ружьями вооружили.
Но дело вот еще в чем – пуля должна плотно в ствол входить. У нас же ружья чистят чем ни попадя: и мелом, и песком, и кирпичной крошкой. Для начальства главное – чтобы ствол изнутри блестел. И раздраивают солдаты стволы так, что калиброванные пули из стволов свободно выкатываются. Тут хоть коническую, хоть квадратную пулю применяй, толку никакого. Надобно пулю туго в дуло забивать. В нарезной ствол точно отлитую пулю надо было забивать молотком. Пока забьешь, пока прицелишься да выстрелишь, к тебе кавалерист подскакать успеет и на пику насадит. За это время из обычного ружья четыре выстрела удавалось сделать.
– Знаю я обо всем этом, учили нас, – не понял, к чему эта лекция, заскучавший юноша.
– Погоди, не перебивай. Я тебе рассказываю, а сам пытаюсь понять, что же ты такого сказал, что мимо моих ушей шмыгнуло.
– Я говорил, что наши ружья имеют убойную силу шагов до трехсот, а французские – до семисот-восьмисот.
