* * *
Вспоминая потом эти секунды небытия, Лев Петрович так и не понял, как он выбрался из Сумрака, его память этих сведений не сохранила. Как сумел он войти в тень, где наскреб силы для выхода в обычный мир? Было ли рядом с ним тело турка, или это игра его отключившегося разума?..
* * *
Очнулся Бутырцев в ялике, плавающем почти у самого берега. Пронзительный мокрый холод скрючил его в баранку, хотелось пить. Лев Петрович с трудом заставил непослушную руку залезть во внутренний карман сюртука, нашарить там онемевшими пальцами кусочек сахара и положить его в рот. Стало на самую малость легче, но он по-прежнему не мог сотворить даже маленькое заклинание.
«Когда же это кончится, сколько можно так издеваться над собой? Сначала Балаклава, здесь уже второй раз…» – пожаловался Бутырцев сам себе.
Что-то еще было в кармане. Всего лишь чуть теплее его самого, но он учуял это тепло. Бутырцев вновь сунул руку за отворот. Вот же оно, просится в ладонь. Маг вытащил предмет из кармана и недоуменно посмотрел на находку. Это была клешня краба, которую Нектон просил передать Хене. В амулете была мизерная частица Силы. Бутырцев впитал ее в себя. Выпил, смакуя, как редкое вино. Жизнь возвращалась к нему.
«Спасибо, Зозимос! Я твой должник», – благодарно подумал Лев Петрович.
«Сочтемся…» – донеслось издалека.
Глава 24
I
Бутырцев с большим трудом добрался до Графской пристани – до нее было ближе, чем до Северной стороны, а грести не получалось. Как назло, сновавшие с Корабельной стороны через бухту баркасы разбежались. Наверное, всех, кто хотел уйти от оккупантов, уже забрали оттуда.
С Графской еще перевозили последних солдат, можно было уйти с ними, но Лев Петрович решил добраться до моста, начало которого было рядом, на Николаевском мысе. Туда же двигались команды, до последнего прикрывав– шие бастионы, и саперы, взрывавшие и поджигавшие все, что представляло хоть какую-нибудь ценность для захватчиков.
Ночь расцвечивалась сквозь мелкий дождик пожарами на Корабельной и в городе. Грохотало знатно, особенно впечатляли взрывы пороховых погребов. Покидающие укрепления войска оставляли горящие фитили разной длины, и заряды хаотично взрывались в разных местах города.
Когда Бутырцев добрался до Николаевской батареи, серело небо на востоке, обещая близкую зарю. Немалая часть батареи уже была взорвана. Утоплены в море дальнобойные морские орудия, вывезти которые на Северную не представлялось возможным. У спуска к переправе охрипшие офицеры управляли подходившими солдатами, не забывая командовать идти по мосту не в ногу. На площади колыхалась людская толпа: последние жители с нехитрым скарбом, который можно было унести в руках, покидали город, дожидаясь своей очереди на переправу. Телеги и громоздкие вещи приходилось оставлять, бросать – на мост с ними велено было не пускать.
Неподалеку расположилась небольшая группа офицеров во главе с генералом. Бутырцев присмотрелся: никак Хрущев? Отличившись еще при Альме, грамотно прикрыв отступление русских войск, он три месяца воевал на четвертом бастионе, был произведен в генерал-майоры. Под огнем неприятеля возвел Селенгинский, а затем и Волынский редуты, которые потом вместе с Камчатским люнетом так долго не давали французам подобраться к Малахову кургану. Сейчас он занимал должность помощника начальника правой половины оборонительной линии и, как видно, не собирался уходить на Северную, пока не переправятся последние солдаты.
«Настоящий командир! Побольше бы таких в русскую армию», – подумал Бутырцев и сам себе немного удивился: – Когда же мне, Иному, стало не все равно, кто и как командует НАШЕЙ армией?»
«Да что же я, не русский, что ли? Без роду и племени?» – тут же рассердился он на себя.
К мосту подходила еще одна команда во главе с офицером. Одни солдаты несли по нескольку ружей, другие – носилки с ранеными товарищами. Уставшие, мокрые и закопченные артиллеристы толкали легкие орудия.
– Навались, братцы! – скомандовал офицер звонким юношеским голосом. – Вот она – переправа.
Бутырцев узнал Ныркова и бросился к своему ученику.
Обнялись, расцеловавшись троекратно. Радость была обоюдной.
– Жив? Помощь нужна? – воскликнул Лев Петрович, оглядывая забинтованную голову Филиппа и руку на перевязи.
– Да что со мной сделается! Руку пулей задело, а в голову контузило осколком бомбы. Командира батареи насмерть, а мне хоть бы что, только звон в голове стоит. Так что я теперь вместо командира, вывожу тех, кто бастион прикрывал, – говорил Филипп спокойно, но несколько громче обычного, да глаза горели лихорадочным огнем. – Вы-то как, Лев Петрович? Я уж сколько раз пытался докричаться до вас, а вы молчок. Уже нехорошее себе вообразил было…
– Эх, голубчик, пустой я, нет ни капельки Силы, чтобы тебе ответить, да и подлечить не смогу.
– Куда же ты, Лев, ее растратил? – из багровой темноты на фоне горящей батареи показался знакомый силуэт. – Никак бомбы да ракеты от моста отводил? Или по слоям Сумрака шастал, красавиц выискивал?
Де Сен-Тресси был, как всегда, ироничен, но и он выглядел усталым, потрепанным. Кроме русских дозорных, никто на него внимания не обратил.
– Разрешите, господин лейтенант, вам помочь? – и, не дожидаясь согласия Ныркова, быстрым пассом вымел звон из головы Филиппа. – Остальное, Светлый, сам долечишь. Ты, Лев, силенки у солдатиков возьми, из них Тьма сама сейчас сочится.
«Меточку Ныркову опять, наверное, подвесил. Не забыть бы потом проверить», – механически сделал зарубку себе в памяти Бутырцев.
– Спасибо, господин Темный, – ответил Нырков, – я подлечусь обязательно. Извините, господа дозорные, вынужден вас покинуть, мне надо старшему здесь командиру доложить о прибытии моей команды.
Распрямил плечи, поправил фуражку и твердым шагом пошел к генералу.
– Гордец. Но офицер правильный. Жаль, что Светлый, – отметил француз.
– Возмужал юноша… – нейтральным тоном выказал согласие с коллегой Бутырцев.
Он хотел еще что-то добавить, но не успел – между ним и де Сен-Тресси пропела пуля и унеслась дальше в бухту. Дозорные удивленно переглянулись.
– Мой щит пробила! – воскликнул начальник французского Дозора.
– Я вообще без защиты. В тебя первый раз стреляли заговоренной пулей? Или это по мою душу?
– Вижу, что без щита. Сейчас я нас надежнее прикрою. – Де Сен-Тресси не просто заклинание усилил, но еще и какой-то амулет достал и потер. И ответил на вопрос: – Первый. Странно.
– A propos, mon cher ami. – Бутырцев перешел на французский. – Не ты ли, Шарль, стрелял в меня? Я как-то такую пулю подобрал, на ней следы магии, которая мне смутно знакома.
– Я стрелял, – не смутился француз, не стал отпираться. – Извини, что промахнулся, с дальней дистанции стрелял. В следующий раз не оплошаю. Как же ты пулю в этом хаосе отыскал?
