– Келтон! – кричит отец.
Я не могу преодолеть искушения остановиться и обернуться на зов отца, но использую это в свою пользу. Поворачиваюсь и кричу:
– Теперь я понимаю, почему Брэди смотался от вас при первой возможности. Но я не буду ждать, пока мне стукнет восемнадцать.
Оборачиваюсь к своим спутникам:
– Пошли отсюда. Жаки, мы достанем антибиотики у кого-нибудь еще.
Я надеюсь, что Жаки понимает, что я делаю, и подыграет мне – ведь в реальной ситуации эта девушка вряд ли позволит мне приказывать.
Но она понимает, смотрит на моего отца с улыбкой, пожимает плечами и говорит:
– Еще увидимся, малыш!
Ничего себе! Она что, знает его? Но потом я понимаю – вряд ли.
Мы не успеваем пройти и половину пути до машины, как из дома выбегает моя мать.
– Келтон! – кричит она, и ее голос звучит более убедительно, чем голос отца. – Не смей садиться в эту машину.
Я поворачиваюсь и жду, чем все это закончится.
– Алисса, Гарретт, – говорит мать, – конечно, вы можете остаться с нами. И ты, Жаки. У нас для вас есть и еда, и вода.
Затем она поворачивается к отцу и произносит с вызовом:
– И антибиотики.
Она проводит Алиссу и Гарретта в дом мимо стоящего в дверях отца, который не в силах остановить ее.
– Мерибет, – говорит отец, – нам нужно об этом поговорить.
– Нет!
И, пошатнув его безграничную когда-то власть, она идет в дом.
Я торжествую и одновременно я серьезно обеспокоен, потому что отец привык вести счет моим промахам. И однажды непременно вспомнит про то, что произошло сегодня. Но не нынче.
Жаки идет в дом, окинув отца саркастическим взглядом.
– Спасибо за прием, – говорит она, на этот раз, к счастью, не назвав отца «малышом». Вместо этого она снимает с двери розовое объявление о собрании жителей и вручает ему с таким видом, будто делает одолжение.
Что до меня, то я, проходя мимо отца, сохраняю бесстрастное лицо. Но в глубине души улыбаюсь, поскольку впервые в жизни мне удалось использовать страх как источник попутного, а не встречного ветра.
Круг моих друзей, как правило, ограничен скаутами, учениками подготовительных классов, да еще отпрысками других зубных врачей. Поэтому присутствие в нашем доме Алиссы, Гарретта и Жаки для меня – настоящее событие. Я устроил им большое турне по дому, начав с моей любимой комнаты – нашего потайного убежища и одновременно склада. Там мы держим запасы, которые не имеем права трогать: наборы первой помощи, баллоны с водой, оружие, патроны и непортящуюся консервированную еду. Эта комната расположена за книжным шкафом, который висит на петлях и играет роль двери. Я вытаскиваю книгу, за которой укрылась ручка, и открываю склад-убежище.
– Это как в старом кино про Джеймса Бонда, – говорю я в надежде, что хоть немного оправдаю отца в глазах моих гостей. Они явно под впечатлением. В этой же комнате отец держит антибиотики – разные флаконы и пачки с таблетками в полиэтилене.
– Есть аллергия на антибиотики? – спрашиваю я Жаки.
– Нет.
Я достаю две бутылочки с пилюлями от фирмы «Кефлекс».
– Можно все вылечить за один прием. Но если не поможет, тогда в два приема наверняка, – говорю я и протягиваю Жаки обе бутылочки, а она смотрит на них так, словно это какой-то фокус. Наконец она берет бутылочки, открывает одну и проглатывает две таблетки. Всухую.
– Наконец-то, – выдыхает она и засовывает бутылочки себе в карман.
После чего улыбается, и впервые ее улыбка не кажется мне безумной.
– Спасибо, Келтон, – говорит она, и я думаю, говорит искренне.
Алисса осматривается.
– А запор здесь есть?
– Только изнутри, – говорю я. – Это же убежище. А почему ты спрашиваешь?
– Потому что она думает, – говорит Жаки, – будто я собираюсь ночью напасть на ваш склад и унести все припасы.
– Ничего подобного, – возражает Алисса, но по тому, как она избегает взгляда Жаки, я понимаю – именно эта мысль и пришла ей в голову. И, может быть, небезосновательно.
– Никаких оснований для беспокойства, – говорю я. – Внутри расположены сенсоры, регистрирующие движение, и если кто-то ночью захочет забраться в убежище, мы об этом узнаем.
Что совсем не так – сенсоры установлены по периметру двора, но Жаки об этом знать необязательно.
Я веду их за дом, показываю свой тир, а потом – вынесенный за дом туалет.
– Мы не тратим воду на внутренний туалет и делаем свои дела здесь.
И хотя никому выносной туалет не нравится, никто не жалуется. На кухне я показываю своим гостям бак из нержавеющей стали, в котором находится наш первичный запас воды. Откручиваю предохранитель и берусь за кран.
– Мой отец нормирует потребление воды, – говорю я, бегло осматриваясь – вдруг он поблизости. Но он, вероятно, опять заперся в гараже и что-то мастерит.
– Но сейчас вы можете подзаправиться.
Глаза у Жаки – как два блюдца, она даже ногами переступает от нетерпения. Похоже, ей нравится наш дом, и она примеряет его на себя.
Алисса и Гарретт наполняют фляжки, которые я им даю. Жаки – свою бутылку. Хотя, как я замечаю, Алисса не пьет. Вместо этого она пристально смотрит в темное отверстие горлышка фляжки.
– Что случилось? – спрашиваю я Алиссу после того, как ее брат и Жаки выходят из кухни.
– Нет, ничего, – отвечает она.
Пытается преодолеть себя, поднеся флягу к губам, но как только она это делает, ее глаза наполняются слезами, и я чувствую, как напряжение в ней растет и, наконец, прорывается. Она обнимает меня и крепко прижимает к себе, а я отвечаю на ее объятья – не так, как обнимают флиртующую с тобой девчонку-живущую-по-соседству, а с искренностью, которой я раньше за собой не знал. Это меня и удивляет, и радует, наполняя новым смыслом. Алисса отстраняется и смущенно отирает глаза.
– Прости, – говорит она. – Как глупо!
– Что? Да нет…
Я не вполне уверен в том, что должен делать в такой ситуации.
Алисса смахивает слезы.
– Какая бессмысленная трата жидкости, – смеется она.
– Мы все должны время от времени тратить жидкость, – говорю я. – И, конечно, лучше так, чем в постели.
Это самое глупое из того, что я мог бы сказать другому человеку, но Алисса смеется. Смеется не надо мной, а вместе со мной.
– Попади я в твой дом на прошлой неделе, решила бы, что это какая-то чумовая ботва, – говорит она. – Но теперь я думаю иначе. Он просто чудесен.
Она встречается со мной взглядом.
