– Вам нужно уезжать, – говорю я дяде. – Тебе и Дафне. Уже организуются центры помощи и поддержки. Там еще нет воды, но есть лекарства. Я в этом уверена.
Но дядя отрицательно качает головой.
– Мне кажется, Дафна не захочет уезжать. Да и к тому же через худшее мы уже прошли.
Я не знаю, какое худшее он имеет в виду – худшее в течении болезни или худшее в том кризисе, который разыгрался в нашем штате. Мой ответ относится и к тому, и к другому:
– Думаю, худшее нас ждет впереди…
Но и это не может убедить дядю Базилика.
– С нами все будет в порядке, – говорит он.
Больше всего на свете мне хочется ему верить. Но дни, когда я просто сидела и надеялась на лучшее, закончились. Теперь надеждой не прожить.
20) Жаки
Я нахожу туалет, закрываю за собой дверь, залезаю в карман и достаю один из двух оранжевых контейнеров с антибиотиками. Не помню, из которого я уже брала пилюли, но какое это имеет значение? Я изучаю двуцветные зеленоватые капсулы.
Удивительно, но эти две маленькие штучки, которые катаются у меня в ладони, по сути, есть граница между жизнью и смертью. Бьюсь об заклад, но их реальная стоимость сейчас равна стоимости золота, которое весом превышает их в сотни раз. Хотя, с другой стороны, кто может оценить человеческую жизнь? И, поставив этот вполне философский вопрос, я отправляю капсулы в путь по своему пищеводу.
Теперь очередь за повязкой. Под раковиной я нахожу пакет первой помощи, о котором говорил этот не то Базилик, не то Бзик, не то еще кто. Повязка прилипла к руке и проросла заживающей плотью. Слава богу, хоть заживает. Я снимаю повязку. Превозмогая боль и стараясь не дотрагиваться до того, что может нести в себе заразу, я обрабатываю рану спиртовыми салфетками и вновь завязываю. Чистенько, аккуратненько.
Поднимаюсь по лестнице еще выше и осматриваю дом. Неплохой. В других обстоятельствах я с удовольствием бы в нем пожила, хотя декор не по мне – чересчур жеманный. Должно быть, подружка Базилика больше всего в жизни обожает кружевные салфеточки. Как там, бишь, ее имя. Не Розмари? Произнеся это имечко, я усмехаюсь.
Возвращаясь к лестнице, я прохожу мимо двустворчатых дверей, ведущих в хозяйскую спальню, и замечаю, что они слегка приоткрыты. Через щель я вижу силуэт женщины, лежащей на белоснежной постели. Из комнаты доносится густой, тяжелый запах. Другой бы в этом случае непременно убежал, но мне трудно преодолеть Зов Пустоты, а потому я, наоборот, отворяю дверь и переступаю порог. Это все равно, как если бы я, желая получить ощущения поострее, на вершине обрыва оперлась бы на восходящие потоки воздуха.
Над постелью парит декоративная москитная сетка, достойная королевской спальни. Похоже, что здесь сетка предназначена для того, чтобы удерживать болезнь внутри, а не снаружи. Дафна – так ее зовут. Имя страждущей королевы – Дафна.
Тишина, царящая в спальне, бьет по ушам. И тогда я понимаю, почему здесь так тихо.
Женщина не дышит.
Теперь меня влечет не просто Пустота. То, что я вижу, притягательно – как сцена автомобильной аварии, как развалины, оставленные смертоносным торнадо. Я должна, я просто обязана подойти поближе. Нет, трогать ее я не стану; я не пересеку барьер, возведенный между нами в виде этой сетки; но я должна все увидеть. Должна посмотреть на грудь лежащей – дышит ли она. Мне это необходимо знать. И этот запах! Он ужасен! Желчь и сера в сочетании с теми адскими органическими ароматами, которые мы всю жизнь только и делаем, что стараемся изгнать из нашего бытия.
Но когда я, наконец, приближаюсь, чтобы хорошенько вглядеться, женщина вдруг начинает двигаться под своим покрывалом. Сердце мое так громко колотится в груди, что мне кажется, что лежащая слышит его биение, потому что голова ее медленно поворачивается в моем направлении, и она смотрит на меня глазами темными и остекленевшими. Она, вероятно, слишком слаба, чтобы говорить и даже удивляться появлению незнакомки в ее доме.
Женщина не мертва, но ее тело об этом не знает, потому что, как мне думается, оно уже начало разлагаться; и хотя лежащая смотрит на меня, наши взгляды не соприкасаются. Именно тогда я понимаю, что она видит не меня.
Она видит Пустоту.
Несколькими мгновениями позже я уже спускаюсь по лестнице и присоединяюсь к своим спутникам. Но я спокойна. Все держу в себе. На сетчатке моих глаз – горящий образ Дафны. Алисса пытается убедить Базилика отправиться вместе со своей подружкой в эвакуационный центр, но он, ясное дело, отказывается. И чем больше старается Алисса, тем настойчивее Базилик противится ее уговорам. Интересно, а понимает ли он, насколько Дафна плоха? На каком-то уровне – обязан понимать. И хотя он неплохо держится перед своими племянником и племянницей, я не думаю, что он далек от мысли забраться к Дафне под одеяло и вместе с ней ждать конца. Затем меня охватывает дрожь при мысли, что, может быть, во многих соседних домах происходит то же самое, что и в доме Дафны. Весь поселок Голубой каньон превратился в один элитный морг.
Но Алисса пока не просила у своего дяди ключи от его грузовика. Ее вежливость и деликатность непременно убьют ее, а заодно и нас с нею. Зато терпение Келтона уже на исходе, и именно он берет быка за рога.
– Если вы не уезжаете, – обращается он к Базилику, – позвольте нам воспользоваться вашим грузовиком. Туда, куда мы собираемся, можно добраться только на полноприводной машине с хорошим клиренсом.
Базилик, видимо, смущен – кожа на его лице окрашивается легким румянцем.
– Я бы вам его отдал, – говорит он, – если бы мог. Но я его продал. Обменял.
– На что? – не сдерживаюсь я.
– На «Аква Виту», которую вы только что пили. Когда эта заварушка закончится, я верну грузовик, – говорит он, потупившись. – То есть сделка, которую я совершил, с точки зрения закона никого ни к чему не обязывает.
– И с кем же ты совершил обмен? – спрашивает Алисса.
Дядя Базилик не поднимает глаз. Ему явно стыдно.
– Да тут с одним, живет выше от нас по холму. Еще подросток.
Дом, где живет этот типчик, вызывающе огромен, как и все дома, стоящие вокруг, и построен настолько близко к границе участка, насколько это позволяет закон. Выкрашен в светло-коричневые тона, словно кто-то попытался придать ему цвет южного загара. Дом претендует на роскошный вид и стиль, но материалы дешевые, а дизайн типовой. Такие дома лепятся на конвейере в присутствии заказчика – как бургеры в «Макдоналдсе».
Гаражные ворота подняты примерно на три дюйма над землей, и оттуда тянет выхлопом. Внутри работает генератор. Похоже, генератор нарочно убрали внутрь, чтобы никто не стащил. Этот парень – совсем не идиот. Поверх гула генератора я слышу электронную танцевальную музыку, доносящуюся из дома. А может быть, все-таки идиот?
Алисса, проигнорировав массивное бронзовое дверное кольцо, которое подошло бы, скорее, дворцу волшебника из страны Оз, дубасит в дверь кулаком. Тишина. Она явно начинает злиться, потому что вновь принимается стучать в дверь и стучит, пока та не открывается и на пороге не показывается симпатичный, опрятный парень в синей именной бейсбольной куртке с эмблемой католической школы Санта-Маргарита и пришитыми на рукав полосками – знаками спортивных отличий; под курткой – водолазка с высоким воротником. Странно – куртка, и в такую жару! И хотя в доме явно работают кондиционеры, питаемые от генератора, все равно этот наряд выглядит как нечто избыточное. Мне, конечно, глубоко наплевать, но я бы предпочла, чтобы парень был без куртки. Базилик сообщил нам, что родителей этого типа в городе нет. Ну что ж, да поможет нам бог!
