— Лена, — Стас сжал пальцы Алены и затянул их в рукав пиджака, чтобы согреть.
— Обещаешь сказать мне, если Эльвира со своими цифрами тебе надоест?
Алена кивнула. Стас свободной рукой обнял ее за талию и отвернулся к воде, в которой дрожали отсветы фонарей.
— Ночь, улица, фонарь, аптека… — он запнулся. — Пройдет еще хоть четверть века… — И затряс головой. — Ия все равно не научусь читать девушкам стихи. Кто твой любимый поэт? Кроме Пушкина…
Стас повернулся с улыбкой и склонился к ее лицу, но не для поцелуя, а чтобы потереться носом о ее нос…
— Вот прошлым летом было лето, — сказал он, не дав ей ответить про поэта, — а этим летом лета нет. И где жила соседка Света, не зажигают больше свет.
— А я Агнию Барто люблю.
Стас снова потерся о ее нос.
— Вот и не бросай меня, потому что я хороший…
— Не брошу, — отозвалась Алена и зажмурилась, но поцелуя так и не получила.
За спиной раздавался чей-то пьяный смех. Где-то что-то плюхнулось в реку. Как говорят старожилы, в этот час все доброе уже легло спать, а злое вступало в свои законные права. Но воды Фонтанки еще час мерно бежали мимо туфли, прижатой к ботинку, и как и их владельцы, никуда не спешили.
Конец первой части. Не удаляйте из библиотеки. Возможно, что продолжение будет добавляться не отдельной книгой, а в этот же файл.
И буду рада прочитать ваши отзывы на роман.
Спасибо!
Часть 2: Глава 1 "Со своим уставом в чужой монастырь"
За два месяца ежедневного общения с Эльвирой в жизни и голове Алены все встало с ног на голову. Она порой забывала, которое сейчас число, зато четко знала, какой день недели, потому что по будням в восемь тридцать ей кровь из носа надо было стоять под аркой. Ученица во всем слушалась учительницу, кроме одного — игнорирования ее сына. Теперь она общалась с ним больше, чем с собственным братом. С Максом из-за постоянной спешки они обменивались лишь краткими здрасьте-до-свиданья, а от Александра, который давно стал в разговоре просто Сашей, она узнавала все подробности его личной жизни, которые сводились, впрочем, к одному — успехам Евы.
Няня Люда за два месяца сотворила с ребенком чудо — девочка не только начала произносить отдельные слова, но и даже составлять элементарные фразы. Оксана в машине всегда молчала, и Алена в конце концов намекнула Саше, когда тот принес документы, забыв, что мать ушла к зубному, что подчеркивая перед ней достижения дочки, он каждый раз бьет по самолюбию своей жены.
Они пили чай. Саша долго смотрел на плавающий в чашке лимон, прежде чем поднять глаза. В голос его вернулась прежняя пугающая сухость, и даже внешне он вдруг накинул несколько лишних годков. Или же при долгом рассматривании Алена наконец увидела на лице господина Светлова следы нечеловеческой усталости, которые в материнской квартире тот старательно скрывал за приветливыми улыбками сына, а в машине — за горящими глазами счастливого отца.
— Ты не знаешь, что мы пережили за эти два года. И ужасно сознавать, что многое мы делали не так, потому что не слушали тех, к чьему мнению стоило б прислушаться.
Алена поняла, что он имеет в виду Эльвиру.
— Возможно, если бы такая Люда вошла в наш мир чуть раньше, в нем было бы меньше бессонных ночей. Но я свято верил, что Оксане, как маме, видней, что лучше для нашего ребенка. Я не мог и подумать, что ребенку станет лучше, если гиперзаботливой матери будет в ее жизни гораздо меньше. Но если я надоел тебе разговорами о Еве, то так и скажи. Я пойму. В восемнадцать чужие дети меня тоже мало трогали.
Алена выдержала его злой бесконечный взгляд.
— Мне три недели уже, как девятнадцать, — отчеканила она на его манер.
Саша опустил глаза и растянул губы в подобие улыбки.
— Но ведешь ты себя все еще на восемнадцать.
На этом неприятный разговор не закончился. Саша не стал дожидаться возвращения матери:
— Раз ты не маленькая, то сама со всем разберешься.
Он даже дверью хлопнул перед ее носом, не позволив себя проводить. Алена бегом вернулась в кухню, схватила его чашку и выплеснула весь чай вместе с лимоном в раковину, забрызгав столешницу. Но вместо того, чтобы схватиться за тряпку, она вцепилась себе в волосы, уселась в джинсах на кафельный пол и разрыдалась. С глаз тут же потекла тушь. Алена чертыхнулась и бросилась в ванную привести себя в порядок до возвращения хозяйки. Косметика с глаз простым мылом не смывалась, а брать косметическое молочко из запасов Эльвиры она не посмела, потому перевела кучу туалетной бумаги, боясь оставить на белом полотенце черные разводы.
Теперь следовало заново накраситься. Эльвира в первую же неделю прочитала Алене лекцию о том, как должна выглядеть девушка. От мамы она слышала только
— чего намалевалась, даже после использования одной лишь помады. Правда, это противостояние началось после повальной моды на «смоки-айс», которой ее в четырнадцать лет заразила Лидка. Теперь мать ей ничего не говорила. За два месяца она была дома лишь дважды, и обе поездки чувствовались как гости. В первый визит они обсудили Стаса, и мать с бабушкой, кажется, поверили, что он «хороший мишка», хотя поверить в наше время, по словам бабушки, в платоническую любовь невозможно.
— Бабуль, какая любовь? У нас ничего личного, у нас бизнес!
Про почти ежедневные ужины она не стала распространяться — все равно не поймут, что человеку до безумия необходим другой человек для общения, если он не одинокий волк, а Стас не был ни волком, ни одиночкой — он просто в одночасье лишился семьи. Вплоть до сестры. Но о Марине они почти не говорили. Алена только знала, что у нее все хорошо. Прямо как у доллара, который с тринадцати рублей прыгнул аж на семнадцать. О том, что бизнесу плохо говорить вечерами не стоило, она знала все цифры и без него. Они говорили о погоде. Особенно во вторник двадцать седьмого октября, когда пошел первый за месяц дождь. Они смотрели в мутное стекло и оттягивали минуту выхода в мокрую тьму. Или все же минуту расставания? Алена смотрела в спокойное лицо Стаса, но оно не давало ей никакого ответа.
— В Питере даже в ресторанах должны продавать зонтики! — усмехнулся тот. — Я не поверил в прогноз погоды…
А она поверила и потому сменила пальто на плащ, хотя ей безумно не хотелось этого делать. Тетя Маша заявила, что к хорошему быстро привыкаешь. Глупая, Алену грела не итальянская марка и не цена пальто, а мысль о дарителе. К нему она и бежала, сломя голову, позабыв зонт в прихожей Эльвиры. И завтра, если снова верить синоптикам, ей быть мокрой. Но мокрой она не была. Полина уходила рано по неотложному делу и довела ее до арки под своим зонтом, а Саша не опоздал. И вот сейчас дворники так же бешено, как и утром, разгоняют воду на лобовом стекле, как десять минут назад ее пальцы размазывали по щекам слезы.
Дрожащей рукой Алена набрала номер мобильного. Саша ответил после второго гудка:
