— Объясни мне кое-что.
Обри улыбнулась.
— Что ты хочешь знать?
Ной не знал, с чего начать. На самом деле его интересовало много вещей. Он снова наполнил стакан. Выпивка заканчивалась быстро, как обычно.
— Что здесь произошло? Где Судья? Почему у меня такое чувство, что сейчас ты тут главная?
Обри взяла бутылку виски. Ной заметил, что та опустела наполовину. Когда он пришел, она была почти полной, а ведь прошло-то всего несколько минут.
— Судья назначила меня работать шлюхой, в основном обслуживать людей Коннора и сотрудников высшего звена вроде Чанса. Днем и ночью. Почти без передышки. Но все это время я разрабатывала план. Некоторые мужчины влюбились в меня, как Ник, после того как продержал все эти годы в подвале.
Ной нахмурился.
— Погоди-ка. Ник что?
— Я уже рассказывала тебе раньше. Ты что, не помнишь? В Джексоне, после смерти Линды.
Ной покачал головой:
— Нет. Я ничего не помню. Ты морочишь мне голову? Господи Иисусе.
Обри пожала плечами:
— Не удивлена. В тот вечер мы накурились, а ты вообще с самого начала был пьян. Я злилась, но пыталась относиться к тебе с пониманием. Ты переживал нелегкий период жизни. Мы оказались один на один, брат и сестра. Я впервые курила травку. Мы много разговаривали, и я проговорилась про Ника.
Ной был в смятении.
— Поверить не могу. Я думал, Ник тебя спас.
— Нет. Разве не очевидно? Каковы шансы, что спустя годы после конца света появится рыцарь на белом коне? — Ее взгляд помутнел. — Он убил папу в тот день, когда мы спустились с горы. Похитил меня. Вылечил, а потом насиловал несколько лет. А я его обрабатывала. Он влюбился в меня. Я заставила его влюбиться.
Ноя затошнило от омерзения.
— Господи. Меня сейчас стошнит. Я думал, что он хороший парень. Ты потрясающая актриса. Я был уверен, что ты влюблена в него.
Обри пожала плечами, отхлебнув виски.
— Так и было.
Ной изумленно разинул рот.
— Да ты шутишь...
— Так и было. — Она вздохнула и сдвинулась в кресле. — Думаю, виноват стокгольмский синдром. Знаешь, когда человек очень долго в плену и начинает сочувствовать своему похитителю?
— Это с тобой и случилось? Ты влюбилась в монстра, который убил нашего отца и несколько лет насиловал тебя?!
— Догадывалась, что ты меня не поймешь.
— Правильно. Потому что я тебя не понимаю.
Обри нахмурилась.
— Что было, то было. Все позади. Теперь, когда Ника больше нет, мне плевать. Я использовала то, чему научилась в подвале, чтобы спровоцировать восстание против Судьи. И план удался. Теперь я Судья, Ной.
Ной бросил взгляд в окно.
— И рабовладелец.
— Рабов больше нет.
— Ты освободила их всех?
Она кивнула:
— Вроде того.
Ной хлебнул еще виски и усмехнулся.
— Да ну? А как же Миранда?
— Считай ее подарком. Утешением для твоей измученной души.
— Она человек.
— Она не имеет значения. Расслабься.
Ной схватил бутылку, сделал большой глоток прямо из горла и утер губы тыльной стороной ладони.
— Что случилось после того, как ты в первый раз рассказала мне про Ника? Наверное, я очень разозлился?
Она кивнула:
— Да. Было страшно.
— Что случилось?
Обри покачала головой, черты ее лица смягчились. В глубине ее глаз отразился намек на глубокое сочувствие.
— Тебе лучше этого не знать.
К своему удивлению, Ной понял, что она права. Он услышал о той ночи все, что хотел, и у него не было желания думать о том, почему он продолжал терпеть компанию Ника. Очевидно, у него случился провал в памяти. И что-то еще произошло. Но ему не нужно знать, что именно. В любом случае все кончено.
Он хмыкнул:
— Я не могу судить тебя, Обри. Мир стал слишком жестоким. Ты поступила так, как сочла нужным. И ты имеешь право на все чувства, которые испытывала. Я люблю тебя, несмотря ни на что. Всегда любил.
— Я тоже тебя люблю, братик.
Глубокая печаль захлестнула Ноя, и он разрыдался. Несколько минут, пока брат плакал, Обри сидела молча. Когда он наконец снова взял себя в руки, то выпил еще стакан виски. Вскоре бутылка опустела, и Обри приказала принести еще одну. Опрокинув внутрь еще два стакана, Ной объявил, что ему нужно в туалет. Обри позвала Миранду, и та проводила его в уборную.
Пока Ной мочился, мозг лихорадочно перебирал все, что рассказала Обри. Ноя покачивало, пришлось опереться о стену, чтобы не упасть. Тошнота накатывала волнами, и лишь чудом он сдержал рвотные позывы и не навел в туалете беспорядка.
Когда Миранда привела Ноя обратно в библиотеку, Обри по-прежнему сидела за маленьким столиком. Он упал в свое кресло и долго таращился на сестру невидящими глазами, после чего произнес:
— Не думаю, что смогу здесь остаться.
В ответ на это заявление Обри поморщилась, но кивнула:
— Может, это и к лучшему. Я буду скучать по тебе, Ной. Правда.
— И я буду скучать по тебе, — тихо произнес он, чувствуя, как эмоции переполняют его. — Господи, может, мне не нужно уходить.
Обри пожала плечами:
— Можешь остаться и гнить в роскоши вместе со мной или продолжить донкихотский поход. Выбор за тобой. Даже если ты уйдешь, я уверена, что однажды ты вернешься. И мы больше никогда не расстанемся.
Ной смотрел в лицо сестре, изо всех сил борясь со слезами. Никогда еще она не казалась ему такой красивой. Ему пришло в голову, что он не видел ее такой с того момента, как наступил конец света, — чистой и одетой в красивую одежду. Тогда она была девушкой, только готовящейся стать женщиной. В каком-то смысле он впервые увидел настоящую Обри.
По его щеке пробежала одинокая слеза.
А затем он нахмурился.
Обри повторила его гримасу.
— Что-то не так?
Ной ничего не ответил. Что-то странное происходило с ее волосами. Сперва он подумал, что ему кажется, но странность повторилась. Что-то шевелилось у нее на голове. Через мгновение появился большой коричневый жук, прополз у нее по щеке и упал на стол. Обри, казалось, не заметила этого и не почувствовала, как нечто копошилось в ее пышных черных локонах.
