Я двигался со стороны Крим-бридж и был замечен полицейским еще издали. Я бы благополучно так и проехал мимо, но опрометчиво взглянул на маячившую фигуру, и он меня остановил.
Никогда не смотрите из машины в глаза полицейскому: у него непроизвольно сократятся мышцы рук, и он вас остановит.
Итак, он лениво козырнул и, следя за птичкой, мелькавшей в развратном голубом небе, сказал: «Пожалуйста, ваши документы, сэр…»
Так бы я начал эту главу, если бы писал ее тогда, когда и произошли описываемые в ней события и встречи. Я бы перенес действие в какую-либо безликую, но обязательно западную страну и далее уже с удовольствием очернял ее действительность и порядки. В охотку и без зазрения совести.
Разумеется, я бы так поступил только в том случае, если бы очень хотел быть изданным.
Опытный читатель, конечно же, разобрался, что пресловутая Гарден-ринг — это Садовое кольцо в Москве, вырубленное по недоразумению в тридцатые годы, что Крим-бридж — это Крымский мост, а Туф-сквер — Зубовская площадь. И конечно, ясно, что полицейский — это инспектор ГАИ, ну, а уж «я» — это я, с какой стороны не посмотри.
Сейчас, в эпоху развитой гласности и общего хамства, нет нужды маскировать наши сладкие дела под проклятый Запад, поэтому вернемся в 80-е годы на Зубовскую площадь.
…Итак, он лениво козырнул и, следя за птичкой, мелькавшей в низком сером небе, сказал: «Документы!»
Документы у меня были в порядке, машина работала как часы (я ехал из автосервиса), в кармане лежало около двадцати рублей, и самое главное, до четырех я был свободен как ветер. Правила игры были известны нам обоим, и комедия началась.
Младший лейтенант двумя пальцами, словно противную жабу, взял за уголок мои документы, понюхал и, видимо, удовлетворившись запахом (а у меня нет привычки хранить права на помойке), с ужасным подозрением воззрился на фотографию. Судя по выражению его лица, там был изображен по крайней мере семиглазый пришелец с ногой вместо носа.
— Чьи это права? — так грозно спросил инспектор, что я почувствовал, как пять рублей зашевелились в моем кармане, просясь наружу. Я согнул ногу и прижался джинсами к дверце, а левую руку, полезшую было за деньгами, остановил гигантским усилием воли, пообещав ей купить новые часы.
— До сегодняшнего дня были мои, — справившись с первым испугом, ответил я нагло.
— А где работаете, товарищ водитель? — осторожно осведомился инспектор, явно обескураженный моей независимостью.
Вот это уже загадка века. Почему одним из первых остановленному водителю задается вопрос о его месте работы? Какое это имеет отношение к допущенному нарушению (какового чаще всего и не было)?
И ведь наврать можно что угодно. Один мой знакомый говорил, что он — директор пивного бара «Жигули», и в доказательство хлопал себя по довольно толстому животу. Сотрудников ГАИ трудно заподозрить в легковерности — чего им только не приходится выслушивать, но почему-то именно в этом случае они легко «покупались», и страшно представить, какое их количество в штатском ломились вечерами без очереди в эти «Жигули» с требованием позвать директора.
Конечно, милиционеру приятнее разговаривать на своем языке с директором пивбара или заведующим складом. Из них можно спокойно душу вынуть, а вот какой-нибудь депутат или человек с предполагаемыми связями сам может нервы порядочно помотать.
Вообще, люди с короткой прической всегда внушали гаишникам настороженность: никогда не знаешь, на кого нарвешься, поэтому я отрастил себе артистический «хвост», чтоб сразу было видно, с кем имеешь дело, а с нашего брата взятки не отличаются шероховатостью.
И дело тут не совсем во внешности — в поведении тоже. Другой мой знакомый, что-нибудь нарушив, выпучивал свои и без того «базедные» глаза и застывал за рулем с «чириком» в зубах. Уже известный вам толстый «директор пивбара» иногда взъерошивал волосы и выкатывался к ногам изумленного инспектора с криком: «Ну, ебни, ебни меня своей палкой по башке!» И пока тот, пряча жезл, дохохатывал, спокойно уезжал. Но тогда на Зубовской площади мы с лейтенантом играли совсем в другие игры.
— Так где вы, говорите, работаете? — переспросил он, хотя я еще ничего не сказал.
— В «Машине времени», музыкант, — поведал я ему, опуская «звукорежиссерские» подробности, взмахнул для убедительности «хвостом» и приготовился выслушать обычные в таких случаях вопросы: «Когда новая пластинка выйдет и правда ли, что Лещенко на Ротару женился?»
Реакция была неадекватная.
— А, проклятая «Машина»! Я вашего директора поймал без прав, дык он мне через 20 минут обещал билеты на ваш концерт привезти. Третий месяц уже стою, жду!
Я-то, конечно, знал, что это запросто мог быть наш Директор, но какого черта?! Получалось один-ноль в пользу милиции.
— Это высокий такой, светленький, на «Запорожце» ездит?
— Да нет, низкий, черный, на «Мерседесе».
— Ну, что вы, — говорю, — это вас обманули.
Мы некоторое время смотрели друг на друга, раскрыв рты, потом он продолжил:
— Ладно, а почему у тебя машина такая грязная? (Уже на «ты» — вот что «хвост» делает.)
— Да где же она грязная, когда чистая. Я только что с мойки еду.
— А я говорю: грязная — вот и вот, — и он указал на два небольших пятнышка.
— Я за то, что по дороге случилось, не отвечаю, а с мойки у меня даже квитанция сохранилась, видите, сегодняшним числом помечена.
Он повертел квитанцию так и сяк, поглядел ее на просвет и, не найдя там водяных знаков, кроме нескольких капель грязной воды, в сердцах выбросил. Потом, засмеявшись от какой-то своей потаенной мысли, просиял и, чуть не пустившись в пляс, выложил, как мне показалось (о, как я плохо о нем думал), свой главный козырь:
— А огнетушитель у тебя есть?
— Есть. Вот, огнетушитель немецкий, автомобильный. Гасит все что ни попадя. Работает как зверь. Показать? — спросил я у него, направив огнетушитель чуть повыше портупеи.
— Не надо, не надо, и так верю, а вот скажи-ка мне, друг любезный, где у тебя знак аварийной остановки, а?
В это время за его спиной со страшным грохотом столкнулись два огромных «КамАЗа». Водители выскочили и, пользуясь техникой «кунг-фу», начали наносить друг другу по черепным коробкам тяжкие телесные повреждения. Приехала «Скорая», пожарные и ассенизаторы. А также проплыл океанский лайнер, прошли пионеры и пролетел космический корабль «Восток-2» с летчиком-космонавтом на борту.
Мой оппонент, естественно, на них на всех не отвлекался. Он правильно был приучен не распыляться по пустякам, а начав одно дело, довести его до конца и уж потом браться за другое. Поэтому, посмотрев знак аварийной остановки и проверив его на устойчивость в различных погодных условиях, он предложил мне продемонстрировать работу электрооборудования. Я с радостью согласился, тем более что уже была глубокая ночь. Я в обе руки моргал всеми фарами и лампочками, и моя «шестерка» была, наверное, издали похожа на новогоднюю елку, а он, как Снегурочка, бегал вокруг нее, приговаривая: «Вот, мать твою, работает, вот, мать твою!»
