А по большому счету, для народа было совершенно неважно, где причина, а где следствие. Главное в таком деле — результаты. А результаты были отличные!
И уж само собой, организация кружка и изготовление тросточек тут же заставили прикусить языки некоторых безответственных сварочных жен, огульно обвинявших своих мужей в том, что они не заботятся о завтрашнем дне.
И вообще, не надо думать, что сварщики во время обеда просто так брали и хлестали клей. Нет! Считая себя элитой рабочего класса и хорошо осознавая, что на ближайшие шестьдесят лет будущее — за ними, они придали потреблению клея ритуальный характер, пышно обставив процесс спецатрибутикой и сопровождая его виртуозной игрой в домино.
В качестве доминошного стола использовалась трехметровая труба квадратного сечения, любовно сваренная в коммунистический субботник специально для игры (склад № 2 был закрыт).
Косточки домино, изготовленные из космической стали в другой субботник, вколачивались в поверхность стола с таким грохотом, что слесари на четвертом этаже, пораженные в который раз акустическими особенностями доминошного стола, дружно давились жениными бутербродами.
Проигравшая пара с кряхтением опускалась на колени и, зажимая уши, лезла в трубу, а радостные зрители изо всех сил колотили по ней обрезками космических кораблей и специально приготовленными кувалдами.
Сварщики играли великолепно, у них был огромный опыт — лишь только ощутив в руках пупырышки, сделанные на косточках в расчете на будущую слепоту, они, моментально прикинув шансы, объявляли «козлов». «Козлы» покорно лезли в трубу, а за стол уже усаживалась новая пара.
Таким образом, «проходимость» трубы была такова, что за один обед сквозь «глушилку» пролезали все 26 сварщиков, а некоторые аж по два раза.
Каждым новоиспеченным «козлам» тут же подносили по стаканчику свежего и ароматного клея, а ко второй половине обеда трубу подвигали, приноравливая каждый раз к очередному верстаку таким образом, что проигравшие из трубы попадали прямо на свое спальное место, где и укладывались усталые, но довольные.
Представить себе слуховые ощущения человека, пролезающего враскоряку через трубу, по которой молотят железом два с лишним десятка идиотов, очень трудно, но было доподлинно известно, что многие сварщики всерьез подумывали об организации кружка по изучению глухо-немецкого языка.
А в общем, сварочный цех был удивительно просторным и светлым, а что касается чистоты, то после обеда, когда сами сварщики, являющиеся тут основной и единственной грязью, уже уютно похрапывали в верстаках, цех можно было фотографировать для рекламных проспектов по научной организации труда.
Большие окна, опрятные рабочие места, аккуратно расставленные вдоль стен порожние бидоны из-под клея иногда привлекали делегации начальства с параллельных предприятий.
Хорошо изолируемые ватниками верстаки поглощали храп сварщиков, и возникала полная иллюзия безлюдности, вызвавшая как-то у одного из посетителей резонный вопрос: «А где же люди?»
Короткий ответ «На работе» его полностью удовлетворил.
«Как много, друг Горацио, на свете вещей, во что мы не врубаемся ваще!» — думал образованный Бин, вспоминая историю с клеем.
В это время через его верстак, как на другой берег Синая, перевесился сливообразный нос.
Это был Мишка Гранович — может быть, единственный в мире еврей-слесарь. Он был сыном известного кинорежиссера и популярной актрисы, вот уже два года аккуратно заваливал экзамены во ВГИК и так же, как и сам Бин, скрывался тут от армии. Тем не менее работали оба на совесть, но Мишкин конфликт с окружающей действительностью выражался в слишком КОРОТКОЙ прическе, и он, зная о кампании, развязанной администрацией против длинных волос, серьезно подумывал, не пойти ли в местком оформить дополнительную компенсацию за короткие. Одним словом, Мишка, в отличие от Бина, деньги получал, и получал их с удовольствием.
Ребята быстро подружились и находили в общении друг с другом отдушину, через которую, правда, вылетала часть производительности труда, хотя и небольшая.
У них было много общего, в частности: возраст, автомобили одной и той же марки, на которых они никогда не приезжали на работу, а также любимая группа «Битлз», о которой они знали все, что только можно узнать, работая на военном заводе.
Сейчас Мишка как раз и явился для общения и обмена новостями.
— Слышал последнюю хохму? Мать после спектакля рассказала, — говорил он, жуя резинку. — Знаешь, кто такой невротик? Ха-ха-ха!
— Мужчина, не признающий оральный секс, — буркнул Бин.
— То-очно. Ты, наверное, знал, — разочарованно протянул Мишка и стал уговаривать пойти покурить, левой рукой размахивая «Примой», а правой показывая из-под халата красно-белый краешек «Марльборо».
И Мишка, и Бин со свойственной двадцатитрехлетним слесарям мудростью прикидывались на работе «вещмешками» и избегали травмировать пролетарское самосознание окружающих дорогой одеждой и чистыми шеями. Мишка даже наврал, что его отец — бедный часовой мастер, и слесаря четвертого и пятого разрядов жалели его, любовно называя «наш перековавшийся француз».
Мишка с Бином прошли по длинному коридору к курилке. Там в густых, осязаемых клубах почти черного дыма уже отдыхали человек двадцать ударников коммунистического труда. По громкому крику, каким обычно разговаривают глухие, опытный Мишка определил в тумане присутствие пары гостящих сварщиков, околачивающихся в ожидании открытия склада. Им не терпелось объединиться в единое целое с двумя-тремя комками чудо-клея.
Из особенно густого облака торчала худая голова электрика Гены, прозванного, естественно, Крокодилом. Он погружал голову в дым, делал несколько больших хлебков, и снова его ушастый череп торчал над средним уровнем задымленности. Как всегда, Крокодил экономил на сигаретах.
Он вообще-то был пришлым и, работая на третьем — «электрическом» — этаже, приходил сюда проведывать своего закадычного друга Фонарева — Фонаря, с которым дружил вот уже двенадцать лет.
Все свое рабочее время друзья тратили на розыгрыши друг друга, коим велся внимательный счет, наподобие баскетбольного. Компетентное жюри, составленное из особо уважаемых людей, учитывало качество розыгрыша, его последствия, другие важные факторы и присуждало нужное количество баллов за артистизм, технику и т. д.
Долгое время по очкам лидировал Фонарь, но Крокодил предпринял смелую атаку и наврал ему, что в столовой торгуют вразвес сардельками — между прочим, любимым лакомством Фонаря.
Сопровождаемый улюлюканьем трудящихся, свесившихся из окон, несчастный Фонарь под проливным дождем поскакал через обширный двор занимать очередь, а важный Крокодил принимал поздравления зрителей.
Учитывая беспрецедентный по задумке и из ряда вон выходящий по юмору номер с сардельками, жюри единодушно присудило Крокодилу сразу двенадцать очков, чем вывело его вперед. Счет стал 236 на 232 в пользу электрика.
