1) термос китайский литровый 1969 г.р. со сладким чаем с лимоном;
2) два бутерброда из ленинградской булки с маслом и дворянской колбасой;
3) шесть пирожков с рыбой и морковкой (смело, но очень вкусно);
4) три домашних соленых огурца на треснутом блюдечке с голубой каемочкой;
5) внушительный кусок студня с ярко выраженными чесночными вкраплениями;
6) начатая бутылка «Хереса», заткнутая бумажкой.
Очевидно было, что руку к этому «пикнику на обочине» приложили не два и даже не три человека.
Нет, слабоват я на сравнения, не хватает все-таки таланта описать наши ощущения. Из расплывчатого серого враждебного образа чужой квартиры вдруг мгновенно сформировалось доброе свежее личико, похожее на Анну Леонардовну. Личико кивало и лукаво улыбалось.
Ну и как вы думаете, за жителей какого города мы с Димой до пяти утра без устали выпивали?
В Петербурге Пола Маккартни еще почетным профессором консерватории назначили, а Валентина Матвиенко книгу подарила с видами Питера. В фильме этот эпизод сопровождается текстом: «Наконец-то в единое целое объединились две половинки — Пол Маккартни и полпред президента В.И. Матвиенко!»
Все это Дима виртуозно снял, гениально пронеся в помещение камеру. А мы остальные в тот момент осуществляли старинный проверенный вариант прикрытия под названием «Константин Заслонов». Потом ночью Маккартни с молодой женой еще где-то в музее побывал, красотами полюбовался и отбыл на своем самолете в Москву на собственный концерт. Говорил потом журналистам, что в городе Санкт-Петербурге ему очень понравилось, показали много интересного. Нам тоже понравилось. Одним словом, нас с Полом в Питере отлично принимали. Его, правда, на его уровне, а нас, конечно, на нашем. Но на бумаге «нас с Полом» выглядит, мне кажется, очень увесисто.
Если бы в Москву я летел вместе с Маккартни на его самолете, я бы обязательно успел на небольшую демонстрацию прокоммунистически настроенных бабушек, которые часов в 10 утра в день концерта со знаменем вышли на Красную площадь протестовать. Но я не летел с Полом на его самолете, а ехал с Димой на поезде, поэтому не успел на эту небольшую демонстрацию прокоммунистически настроенных бабушек. Да-да, — оказывается, были и такие, кто выступал против того, чтобы Маккартни поганил святое место своим кривлянием. ЛДПРники написали музыканту письмо, где, называя Красную площадь то мемориалом, то кладбищем, предлагали альтернативные варианты типа Митинского или Востряковского — это г-н Митрофанов по телику озвучил, а симпатичный и эрудированный Володя Соловьев в своей высокопрофессиональной манере его на место поставил. Короче, снять бабушек с антибитловскими плакатами не удалось.
Перед концертом должна была состояться пресс-конференция. У меня на шее висела бумажка, объяснявшая всем и каждому, что я бешеный VIP и проход мне везде и всюду. Я выбрался на пустые пока ряды и сел, чтобы не маячить. На сцене пока шла проверка звука (sound-check), а потом Пол должен был пройти от сцены к постаменту в центре площади. Вот я и устроился с краю центрального ряда, так чтобы он как раз рядом со мной продефилировал. Мы ж теперь не чужие. Может, он ночью или в самолете рукопись уже прочитал, а сейчас мне денег даст?! Через десять минут репетиция закончилась, и Пол в окружении четырех-пяти человек как раз мимо меня прошествовал. Улыбнулся. Я хотел встать, но он рукой меня по плечу (левому) похлопал, не давая подняться, и пошел дальше, упруго ступая черными кедами на «манной каше». Он ведь кожаных изделий не носит — «зеленый».
На пресс-конференции пара моих завуалированных наводящих вопросов про нашу тайну потонула в море наиглупейших (каковы ваши дальнейшие творческие планы?) реплик. Кто-то спросил, правда, настоящий он или двойник? — It’s a secret! — ответил Пол, а через полтора часа и сам концерт начался.
А еще я перед началом Макаревича встретил. Он был с сыном и большим маккартниевским портретом, который Андрей сам написал. И хотя сделал он это давно, еще учась в девятом классе, битл на картине смотрелся как живой. У Андрея с сыном неплохие места были — ряд, кажется, седьмой, примерно в середине, но позже компетентные лица попросили его от сына пересесть на первый после широкого прохода удобный ряд, а потом туда же и Путин с Лужковым подтянулись. А портрет Андрей после концерта все-таки вручил тому, кто был на нем изображен.
Перед нами стояла задача каким-либо образом снять реакцию зрителей на концерт. Сделать это не представлялось возможным. Компания «ВВС» (Би-Би-Си) снимала фильм о первом посещении Маккартни бывшей империи зла, соответственно привезла с собой человек семьдесят специальных охранников и заключила контракт с нашими службами, чтобы никого постороннего с камерами в пределах среднего разрешения телеобъектива и духу не было. На всех кордонах и контрольно-пропускных пунктах отбирали даже «мыльницы», а уж о том, чтобы пронести более-менее профессиональную камеру, и речи быть не могло.
Мы толпились между двумя служебными входами. Со стороны Васильевского спуска. В один вход нас уже с позором не пустили: «Да вы что?! С аппаратурой, штативами и такими рожами?! Совсем мозгов нет?! Вас англичане застрелят!»
Подтянулись ко второму входу. Бейджики на проход у нас были, и еще я знал фамилию и номер мобильника начальника всей охраны. Поговорить с ним не удалось, потому что у него телефон (я думаю, — преднамеренно) был все время занят, и я решил пойти ва-банк.
— Позовите, пожалуйста, старшего, — говорю квадратному малому в черном костюме. Пришел старший. Еще более квадратный. Я вступил с ним в переговоры:
— Вот мобильник, позвоните Валере, он в курсе. Мы — съемочная группа самого́ Капитановского. Нам очень надо!
Старший пожал плечами, набрал — там занято. Еще раз набрал — то же.
— Эти пусть пройдут, но без камер! — и ушел.
— Оставьте аппаратуру в машине или в автобусе и идите!
— У нас нет ни машин, ни автобуса!
— Ваши проблемы!
— Ребят, — это я нашим, — сложите камеры вот на этот столик (там столик стоял). Господин охранник! Вот камеры, одна восемь стоит, другая двенадцать. Мы пошли, а после концерта заберем. Только вы уж смотрите, чтобы чего не вышло. Техника очень дорогая.
— А вы снимать случайно на концерте не собираетесь?
— Мы??!! Да у нас уж пленка вся кончилась. Просто так идем, — посмотреть. Да и камеры убраны, вон одна в сумке, другая в куртку завернута. А это не вы уронили? — и показал ему зеленый уголок бумажки с Бенджамином Франклином.
Вдоль всего ГУМа со стороны площади тянется нечто вроде сорокасантиметрового парапета. На парапете чугунные столбики с цепями. В тот день за цепями стояли тоже цепью, но редкой, — милиционеры. Человек триста. Между ними и ГУМом расхаживали парами английские бибисишные охранники. Леша с маленькой камерой под мышкой ушел пробовать поближе к сцене подобраться. Коля с камерой, завернутой в куртку, присел на парапет в ногах у ментов. А я метался мимо него вдоль цепей, мечтая хоть что-нибудь снять. Вернулся Леша с обломками. Его засекли и ударили по аппарату. Камера упала, но Лешка успел подставить ногу. Объектив остался цел, но крышка отвалилась. Увидев, что камера на куски, охранники отбирать не стали. Просто ограничились тем, что прогнали. Мы потом починили (300$). Минула уже треть концерта, и тут я увидел, что неподалеку среди других милиционеров стоят два матерых полковника. В огромных фуражках с высокими и загнутыми, как у немецких офицеров, тульями, при полном параде и т. д. Один из них, блестя глазами, заметно шевелил губами и даже несколько раз попал в такт исполняющейся в этот момент на сцене песней «Ít's Getting better all the time». Я тут же подскочил к нему.
