— Товарищ полковник, вы же русский человек… — сказал и напугался — нос великоват.
— Нет-нет, ни в коем случае!
— Ну пару кадров, а то мы ждали сорок лет, а англичанам на нас плевать с высокой колокольни…
— Давай, только быстро…
Коля мгновенно расчехлил камеру, вскочил на парапет к полканам, а я начал бегать внизу, осуществляя атас. Вот как раз и идут (они буквально обходы делали) не то наши, не то англичане. Одеты одинаково — не разберешь. Я в ужасе обернулся и увидел, что Коля спокойно снимает, положив объектив одному из полковников на погон. Чуть позже полкаши позвали человек пятнадцать молодых милиционеров, которые, встав полукругом, полностью оградили оператора, по крайней мере от тех секьюрити, кто дежурил у ГУМа. Коля поставил штатив, и через какое-то время его полукамуфляжная одежда так намелькалась всем, кому надо, что на него вообще перестали обращать внимание. Но это около полковников.
Где-то за полчаса до конца концерта Николай говорит:
— Макс, ничего с собой поделать не могу. Пойду в народ.
Я, конечно, в истерику. Камера-то арендная. Мало нам одной разбитой?!
— У меня в Питере есть «Опель» в приличном состоянии. ПТС на руках.
— Ну, давай!
И Коля кинулся в гущу событий. Никто его и пальцем не тронул. Во-первых: он действительно намелькался среди ментов, а во-вторых: к концу концерта даже официальные люди настолько размякли от полученного кайфа, что, наверное, готовы были разрешить что угодно. Так что грех было не воспользоваться.
P.S. Для издательства, которое намерено книгу выпустить, я обещал весь материал в последний раз перечитать и поправить. Что и сделал. Было это в начале июля 2006 года. Когда проверял, то вспомнил, что два года назад — 20 июня 2004-го — мне довелось с Полом опять повстречаться. Причем именно в Питере. Там у него был концерт на Дворцовой площади. Мы ему ухитрились кассету с фильмом о его прошлом приезде передать. И произошло такое! Но уж об этом точно надо отдельно писать. Вы уже убедились, что мое слово тверже алмаза. Давайте ждать следующую книгу.
А премьера нашего фильма «Пол Маккартни. 73 часа в России» прошла в московском Доме кино. Перед фильмом небольшой концерт был: известные московские музыканты распряглись в битловской теме, а зрителей поили портвейном «777» и кормили плавлеными сырками. Как в каком-нибудь подъезде в семидесятые годы. У администрации Дома кино сначала сомнения были. Типа: у нас ведь такие люди собираются! Бомонд! А вы с пошлым портвейном.
А бомонд что, не человек?! За милую душу 166 бутылок выхлестал. И триста сырков «Дружба» срубал. Потом все восхищались: двадцать с лишним лет таких премьер не было! Со времен «Москва слезам не верит!». А то — бомонд!!!
За последние два года «Маккартни» проучаствовал в фестивалях документальных фильмов в Екатеринбурге, в Сочи, в Питере и Выборге. Получена куча призов и «Серебряный кентавр» за лучшую полнометражную документальную картину. Где бы ни показывали — везде аншлаг. Вот как у нас любят сэра Пола и хорошее кино!
3
Малый Декамерон
Волшебные спички
Успех — это не то, чего ты добился для себя самого, а то, что ты сделал для других.
Дэнни Томас
Как-то очень давно первого января мы сидели с неким Володей внутри кита и пили на гуслях портвейн. Володя время от времени отвлекался, вставал со скамеечки и, вставив в отверстие над нашими головами большой пластмассовый насос, выдувал в окружающее кита пространство несколько литров воды. Потом мы с ним, оскальзываясь, передвигали кита на пару метров и возвращались к основному занятию. Иногда я приподнимался и глядел в смотровую щель на разворачивающееся на льду Дворца спорта новогоднее действо. Ноги в лаптях очень мерзли.
Прийти первого января на двенадцатичасовую «елку» в Лужниках знакомые девчонки из эстрадного балета уговаривали меня уже несколько лет, и вот, воспользовавшись географической близостью ресторана, где мы тогда праздновали Новый год, я наконец сподобился. И не пожалел: посмотреть было на что!
В полдвенадцатого со служебного входа Ленка провела меня в гримерную, где переодевались и готовились к выходу по большей части знакомые мне ребята. Ленка целиком была одета морковкой, свободными оставались только конечности, и каждый фужер с шампанским ей приходилось проталкивать в дырку для левой руки. Она его там подхватывала, потом вся «морковка» легонько отклонялась назад, и в дырке, как в уличном автомате, показывался совершенно пустой фужер. Остальные овощи, пираты, пионеры и зайцы пили водку без особенных проблем.
Зашел озабоченный хмурый режиссер в толстом свитере. Зыркнув из-под кустистых бровей на компанию, он прошел прямо к большому алюминиевому кофру для концертных костюмов, положенному набок, на котором был на газетах сервирован новогодний артистический стол. Выпив и закусив чьим-то пирожком, спросил:
— Карлсон в порядке? — Заяц в годах вытер рот левым ухом и кивнул в угол: Карлсон с помятыми лопастями сидел там, жевал что-то и был вроде бы в порядке. — А Садко?! — Вместо ответа ему подали стакан. Режиссер безнадежно махнул рукой, выпил, обвел глазами помещение. — А это чей? — спросил он, заметив мою ладную фигуру среднего роста.
— А это наш, — сказали в один голос Ленка, Галька и Наташка — статный грудастый пионер-кибальчиш. Режиссер взял меня за рукав и отвел в сторону.
Я — человек не склонный к авантюрам и никогда бы не согласился, если бы не два обстоятельства: подавленная бессонной ночью сила воли и бутылка армянского коньяка. Ее, кривясь от любви к искусству, режиссер пообещал мне за сорокаминутное пребывание в роли бородатого, но благородного Садко — купца второй, а чем черт не шутит, может даже и первой гильдии.
Спектакль, как мне объяснили, шел уже четвертый новый год подряд. Сценарий написал автор, «забывший» в прошлом году вернуться из творческой командировки в Румынию. Румыния — это ведь не какая-нибудь там Италия, поэтому представление совсем не сняли, а только вымарали из афиши имя автора. Он, я думаю, в претензии не был.
Суть представления заключалась в том, что группа, как бы сказали в Америке, хороших парней (овощей, пионеров и т. д.) за каких-то два часа возвращала похищенные плохими ребятами (пиратами и разными плохишами) волшебные спички для зажигания елки. Садко с гуслями, в нужный момент вылезающий из пасти кита, был сторонником овощей и пел под гусли былинную балладу, в которой стыдил и обличал оппонентов, убеждая их взяться за ум и устроиться на работу.
Часть действия разворачивалась на сцене, а часть прямо на льду, где вечерами поигрывали на счет «ЦСКА» с «Динамо». Было очень холодно, и именно эта версия спектакля особенно ценилась артистами за то, что предусматривала беспрерывные, но безуспешные попытки Бабы-яги опоить хороших парней отравленными зельями. Причем плохие ребята самовольно изменили сценарий и стали для вида как бы пробовать зелье на себе. Простодушные хорошие парни им как бы верили и под протестующие предупреждения сжавшихся от холода немногочисленных детей с трибун все-таки пили отраву. Спектакль шел под фонограмму, где музыка и текст были записаны единым блоком, и артистам требовалось незаурядное мастерство, чтобы сценически обосновать пять-шесть лишних подходов к отраве. Под видом зелья пили они, конечно, водку.
