— Вы знаете, друзья, — мягко сказал Гоша, — в течение многих веков человечество бьется над этой извечной загадкой. Что такое любовь? Зачем она и почему? Никто не может дать однозначного ответа. У каждого человека это индивидуальное, глубоко личное. Я, например, уважаю любую точку зрения, даже такую, я бы сказал, несколько экстремистскую, как у нашего Юрия. Меня только всегда удивляло, как разные человеки распоряжаются свалившимся на них чувством. Давайте-ка выпьем, и я вам расскажу одну историю, которую еще не рассказывал никому.
Когда мне было приблизительно столько лет, сколько вам, обретался у меня один приятель — сейчас, к сожалению, просто знакомый. Он был музыкантом — играл на гитаре в одном из этих бесконечных ансамблей. Виктор много разъезжал по стране и зарабатывал неплохие по тем временам деньги. Купил вскоре однокомнатную квартиру, справил новоселье и неожиданно и даже как-то тайно женился на милой девушке Лене — студентке второго курса Академии имени Плеханова, а тогда просто «Плешки».
Однажды Витя вернулся с недельных гастролей. Он приехал домой днем, положил гитару. Засучил рукава и принялся за уборку. В комнате царил милый женский беспорядок, который любая молодая и неопытная женщина тут же организовывает вокруг себя, когда на пару дней остается одна.
Виктор прикурил сигарету, и в тот момент, когда он сделал самую первую затяжку, как раз зазвонил телефон. Он неловко закашлялся, схватил трубку и высоким поперхнувшимся тенором сказал: «Але!»
— Здоро́во, Лен! — весело проговорил мужчина на другом конце провода. — Что это у тебя с голосом? Опять вчера с Тимуром перебрала? Когда твой дурак-то приезжает? Сегодня у Кеши тусовка — ребята будут классные.
— Вы ошиблись номером, — пробормотал помертвевший Витя и бросил трубку.
Он просидел около телефона еще минут десять, очень надеясь, что перезвона не будет. Его и не было. Может, действительно — случайный звонок, но уж слишком все сходилось.
Так он мучился до самого прихода жены из института. Встреча была бурной — радостная Ленка сразу затащила его в постель, и на время он забыл о своих подозрениях.
На следующий день в отсутствие любимой супруги Витя провел тщательный обыск квартиры на предмет мужских телефонов или каких-либо других улик. Обыск ничего не дал, но дурацкая формула «доверяй, но проверяй» никак не давала ему покоя. Он стал нервным, стал часто приходить домой неожиданно, стал подслушивать женины телефонные переговоры — в общем, пустился во все тяжкие, как в свое время Отелло, прежде чем предложить Дездемоне окончательный развод по своему плану.
Я тогда ничего этого не знал, и своим звонком он застал меня врасплох. Зная мою любовь к хорошему коньяку, Витя предложил бутылку очень хорошего «Арманьяка», если я пересплю с определенной девушкой. Которую он мне укажет.
Я был слишком увлечен своей работой, чтобы что-нибудь соображать, и, юродствуя, ответил, что сам поставлю два коньяка, если девушка хорошая.
Мы встретились назавтра около «Плешки», и Виктор из окна машины показал на высокую стройную блондинку, которая мне сразу и безоговорочно понравилась. Виктор вышел, а я быстро нагнал девушку, посадил в автомобиль, свозил попить кофе в дорогой бар и договорился часа на три завтрашнего дня. У меня дома. Гм… картины посмотреть. Потом позвонил Виктору и доложился. Какой же я был в то время самовлюбленный болван — ведь стоило только чуть-чуть получше подумать, и я бы, конечно, догадался.
Вечером на минутку заскочил Виктор взять второй ключ, чтобы завтра лично проверить выполнение нашего договора. Затем он, оказывается, даже смазал машинным маслом замок и петли моей двери, после чего и явился домой.
Они рано легли спать, и Виктор предложил завтра сходить в кино, на что получил полное согласие, но только «после семинара по истории», который состоится в три часа.
В полтретьего я заехал за девушкой в институт, и через каких-то двадцать минут мы уже сидели у меня. Я был в ударе, показывал картины. Мы пили шампанское и вскоре занялись любовью прямо в большом кресле, где она с самого начала сидела. Лена находилась в той позе, которую обычно называют коленно-локтевой, когда еле слышный щелчок замка подсказал мне, что пришел Виктор. Я обернулся и увидел, как он, коротко кивнув, прошел в комнату за моей спиной, сел в другое кресло и закурил. Он был бледен, играл желваками, а в правой руке держал скатанную в трубку тетрадь.
— «Я вот тебе семинарскую тетрадь по истории принес. Ты забыла», — сказал он будничным голосом.
Лена повернула голову и лишилась чувств, а Виктор поставил на тумбочку вынутый из тетради «Арманьяк» и так же неслышно вышел, бросив ключ на диван и тихо прикрыв дверь.
Две недели девушка пролежала в больнице с нервным срывом, потом они с треском развелись, и Виктор завербовался куда-то во Владивосток играть в ресторане для рыбаков. Через полгода я случайно встретил Елену в дешевом кафе в компании каких-то отвратительных личностей. Она подсела за мой столик, заплакала и сказала: «Гоша, это какой-то ужас! Я ничего не понимаю! Ведь я же его люблю!»
— А вот интересно, когда тот урод по телефону звонил, — это он туда попал или это чистое фуфло? — Сарай как всегда суть уже ухватил и теперь добирался до подробностей.
— Юра, дорогой, я даже не знаю, — Гоша прижал руки к груди, — но разве это важно?
— Еще бы не важно! Ведь из-за этого звонка у них весь сыр-бор и разгорелся. А Витька твой — тоже хороший дурак. Надо было ее с самого начала с красивым парнем познакомить и проверить. А ты — молодец! Ловко ее развел пожиже!
По-моему, Отец Георгий был сильно разочарован реакцией на свой рассказ. Видно, у него это было что-то вроде крика души — покаяние в случайной подлости, которую он простить себе не мог. Непробиваемую толстокожесть Сарая он расценил как общее мнение, и сейчас на его худых щеках выступил темный румянец — он явно жалел о своей откровенности.
Девушки тоже приуныли — уж кому-кому, а им ситуация из Гошиной истории была знакома на все сто процентов. Да и не зря, наверное, слово «любовь» — женского рода: женщины в этих делах рубят гораздо лучше мужиков.
Нужно было срочно разрядить обстановку, моментально исправить настроение, ибо как говорит Артур-Степан: «Очень быстро поднятый бутерброд упавшим уже не считается!»
Быстрее всех «бутерброд» поднял сам Гоша. Он освежил все бокалы и фужеры, то есть налил туда какой-то очень редкий испанский джин, помыл и ловко разложил виноград и повторил тост, уже произнесенный им ранее: «За любовь!»
За столом тем временем произошло некоторое повеселение, которое, как мне показалось, внес джин. Наташка, видимо, приученная ко всяким загогулистым напиткам, задала неуместный и хамский вопрос по поводу тоника. Степа с видом оскорбленной компетенции, ни слова не говоря, вытащил из холодильника-тумбы «Боржом», открыл и сунул привередливой бывшей костюмерше.
Натаха вырвала из соломенной циновки-картины «Восход солнца во Вьетнаме», которую папа Степы привез из Кореи, соломинку и, потягивая получившийся джин-боржомик, задумчиво произнесла:
