Слишком уж многого я хочу. Мало того что я заставил вас разом натолкнуться и на произведения Джефри Кертена, и на фотографии Роксаны Милбэнк. Предположение, что вам попадется еще одна газета, вышедшая на полгода позже, и вовсе лишено правдоподобия: а в ней содержится маленькая заметка, пять на десять сантиметров, оповещающая о том, что мисс Роксана Милбэнк во время турне «Венка из маргариток» очень тихо обвенчалась с мистером Джефри Кертеном, известным писателем. Далее заметка сообщает сухо: «Миссис Кертен решила оставить сцену».
То был брак по любви. Он был достаточно избалован, чтобы очаровать. Она — достаточно находчива, чтобы выглядеть неотразимой. Точно два бревна столкнулись на быстрине во время лесосплава, сцепились и дальше понеслись вместе. Впрочем, даже если бы Джефри Кертен продолжал творить еще лет двадцать, он не сумел бы измыслить сюжетный ход более странный, чем тот, который приключился в его собственной жизни. Даже если бы Роксана Милбэнк сыграла еще тридцать ролей и дала пять тысяч спектаклей с полным аншлагом, ей никогда бы не досталась роль столь счастливая и столь трагическая, как та, что выпала на долю Роксаны Кертен.
Целый год они прожили в отелях, перекочевывая из Калифорнии на Аляску, во Флориду, в Мексику, чередуя обожание с мелкими размолвками, купаясь в лучах его остроумия и ее красоты, — они были молоды и пылали нешуточной страстью; они требовали друг от друга всего, а потом отдавали все обратно в приливах самопожертвования и гордости. Она любила стремительные переливы его голоса и его бурную, беспочвенную ревность. Он любил ее сумрачное сияние, яркие белки ее глаз, теплую, лучезарную силу ее улыбки.
— Она вам нравится? — вопрошал он одновременно взволнованно и застенчиво. — Разве она не чудо? Видели ли вы когда-нибудь…
— Да, — отвечали ему с ухмылкой. — Она — чудо. Вам так повезло…
Прошел год. Они устали от переездов. Они купили старый дом и участок в двадцать акров рядом с городком Марло, в получасе езды от Чикаго; обзавелись маленьким автомобильчиком и въехали в новое жилище в первооткрывательском помрачении, которое посрамило бы самого Нуньеса де Бальбоа
[21].
— А твоя комната будет здесь! — кричали они по очереди.
А потом:
— А моя здесь!
— А тут будет детская, когда заведем детей!
— И построим веранду, где можно ночевать, — ну, через год.
Они вселились в новый дом в апреле, а в июле к ним приехал на недельку ближайший друг Джефри, Гарри Кромвель, — они встретили его в дальнем конце длинного газона и в упоении потащили к дому.
Гарри тоже был женат. Его жена полгода как родила и все еще оправлялась у матери в Нью-Йорке. Со слов Джефри Роксана поняла, что жена Гарри вовсе не столь обаятельна, как сам Гарри: Джефри однажды виделся с ней и счел ее «пустоватой». Тем не менее Гарри прожил с ней уже почти два года и, судя по всему, был счастлив; в итоге Джефри заключил, что она, видимо, все-таки ничего.
— Я пеку печенье, — серьезным тоном сообщила Роксана. — Твоя жена умеет печь печенье? Мне кухарка как раз показывает, как надо. Я считаю, что каждая женщина должна знать, как печь печенье. Потому что это звучит совершенно обезоруживающе. Женщина, которая умеет печь печенье, никогда…
— Знаете, а переезжайте-ка сюда, — сказал Джефри. — Купишь вам с Китти домик в деревне, как у нас.
— Ты плохо знаешь Китти. Она ненавидит сельскую жизнь. Ей подавай театры и водевили.
— Привози ее сюда, — настаивал Джефри. — Устроим тут настоящую колонию. У нас уже есть замечательные соседи. Приезжайте!
Они успели дойти до крыльца; Роксана отрывистым жестом указала на какую-то развалюху справа.
— Гараж, — пояснила она. — А через месяц там будет рабочий кабинет Джефри. А еще — ужинать будем в семь. А еще — до того пойду сделаю нам коктейли.
Мужчины поднялись на второй этаж — вернее, поднялись наполовину, потому что на первой площадке Джефри стукнул об пол чемоданом своего гостя и из уст его вылетел полувопль-полувопрос:
— Ну, Гарри, и как она тебе нравится?
— Пойдем наверх, — откликнулся его гость. — И прикроем дверь.
Через полчаса, когда оба они сидели в библиотеке, из кухни показалась Роксана; она несла миску с печеньем. Джефри и Гарри поднялись.
— Оно получилось очень красивым, дорогая, — несколько натянутым тоном произнес ее супруг.
— Просто изумительным, — пробормотал Гарри.
— Попробуй. Я к нему не прикасалась, хотела, чтобы ты сперва посмотрел, а теперь будет просто ужасно тащить его назад, так и не узнав, какое оно на вкус.
— Истинная манна, дорогая.
Мужчины одновременно поднесли печенье к губам и принялись задумчиво жевать. Одновременно попытались сменить тему разговора. Однако обмануть Роксану было не так легко: она поставила миску и тоже схватила печенье. Через секунду на всю комнату прозвенел ее окончательный вердикт:
— Невероятная дрянь.
— Право же…
— А я не заметил…
Роксана расхохоталась.
— Какая я безрукая! — воскликнула она сквозь смех. — Гони меня прочь, Джефри, от меня никакого толку. Я ничего…
Джефри обнял ее за талию:
— Милая, я с радостью съем твое печенье.
— Все равно на вид очень красиво, — не сдавалась Роксана.
— Вышло… крайне живописно, — высказался Гарри.
Джефри бросил на него восторженный взгляд:
— Вот именно! Крайне живописно. Настоящие шедевры. Сейчас найдем им применение.
Он метнулся на кухню и вернулся с молотком и гвоздями.
— Да, Роксана, найдем! Мы сделаем из них фриз.
— Не надо! — жалобно вскричала Роксана. — Наш красивый домик…
— Да бог с ним. Тут все равно обои переклеивать в октябре. Ты разве не помнишь?
— Ну…
Бум! Первое печенье пригвоздили к стене; оно немного подрожало, будто живое.
Бум!
Когда Роксана принесла по второму коктейлю, все печенья, ровно дюжина, висели в ряд на стене, будто коллекция доисторических наконечников.
— Роксана! — воскликнул Джефри. — Ты — прирожденный художник! Зачем тебе еще и готовить? Ты будешь иллюстрировать мои книги!
Пока они ужинали, закат догорел, превратившись в сумерки, а потом снаружи раскинулась усеянная звездами тьма, которую населяло и заполняло невесомое великолепие Роксаниного белого платья и ее низкий переливчатый смех.
«Какая она еще девочка! — подумал Гарри. — Гораздо моложе Китти».
Он мысленно сравнил их. Китти — нервная, хотя и не чувствительная, темпераментная, но лишенная темперамента, женщина из тех, что высекают искру, но не пламя, — и Роксана, юная, как весенняя ночь, вся, до последней черточки, воплощенная в своем подростковом смехе.
